Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 2 - страница 36

стр.

— Ну, и ты ответил…

— Я ответил, что люблю читать и ездить верхом. На что она сказала, что оба эти занятия достаточно уединенные… именно такие слова она употребила. Похоже, ей больше понравилось бы, если бы я все время находился в толпе. Я ответил, что ненавижу толпу. И тогда она заметила, что говорила не о толпе. Оказывается, она имела в виду общество.

— Какого рода?

— Ну… званые обеды и все такое прочее. Она сказала, что ей бы хотелось, чтобы я ходил на танцы… где бывают девушки.

Так вот почему он так внезапно покраснел! Как и большинство детей, выросших в деревне, Ларри много знал о сексе, однако никогда не задавал об этом лишних вопросов и особо не любопытствовал. Насколько Клайд понимал, Ларри по-прежнему смотрел на все глазами подростка. И Клайда рассердили вопросы миссис Винсент, пусть даже она задавала их совершенно без задних мыслей. Он попытался не выказать раздражения, продолжая говорить как можно небрежнее:

— Полагаю, кое-кто из твоих школьных друзей поприсутствует у тебя дома на званых обедах. Думаю, и мальчики, и девочки собираются на такие вечеринки.

— Да, я тоже так думаю.

— Видишь ли, в любое время, как ты захочешь, ты можешь устроить такую вечеринку в Синди Лу.

— Я вовсе не хочу устраивать какую-нибудь вечеринку в Синди Лу. Все, что мне нужно от других мальчиков, я нахожу в школе, папа. И я не хочу видеть никаких девочек. Если бы мне этого хотелось, я бы сказал тебе.

Клайд понял, что настаивать на продолжении разговора бессмысленно, и поэтому остаток дороги они провели в полном молчании.

* * *

Маленький ужин прошел так, как и предполагалось. Клайд пригласил также миссис Сердж, а перед этим попросил ее помочь Дельфии расстелить скатерть, поставить фарфор и серебро и как следует проветрить столовую залу, которая долгое время была заперта. В погребе нашлось несколько запыленных бутылок доброго старого вина, и Клайд лично отобрал бутылки для стола. После ужина, поскольку беседа никак не клеилась, миссис Винсент предложила: раз их четверо, можно сыграть в бридж, хотя она лично считает, что карточные игры несовместимы с трауром. Ни Клайд, ни миссис Сердж прежде не играли в бридж, хотя и слышали о нем, и миссис Винсент не пыталась скрыть своего удовольствия, когда рассказывала, что уже много лет играет в бридж во Франции. В комнате установили карточный стол и принесли две колоды карт. Миссис Винсент сразу же высказала удивление, что карты слишком большие и давно вышедшие из моды. Еще она добавила, что им придется пользоваться самодельными карточками для учета очков. Потом беспредельно снисходительным тоном стала объяснять правила игры. Затем высказала мнение, что вряд ли будет справедливо, если она даст партнерам снимать, поскольку тогда она окажется в паре с Армандой. Лучше будет, если они с Армандой, каждая, возьмут себе по одному из новичков.

— …М-да, — сказала она тремя часами позже, когда на самодельных карточках для учета очков было записано, что Арманда с Клайдом значительно опередили ее и миссис Сердж. Она, миссис Винсент, всегда считала дочку отменным игроком, лучше всех из семьи де Шане. Бридж был частью ежедневного расписания в Монтерегарде, однако Арманда часто находила предлог не участвовать в игре и играла только в случае, если срочно был нужен четвертый партнер. Вдвойне удивительно, что она такой хороший игрок…

Когда Клайд собирал карты, он случайно взглянул на Арманду, и его испугало выражение ее лица. Видимо, она расслабилась, не следила за собой, и лицо ее выражало бесконечное отчаяние. До сих пор Клайда просто раздражало ее постоянное молчание; теперь же он впервые задумался о том, что стоит за этим. Ведь Арманда симпатичная, дружелюбная, не лишенная вдохновения и живости девушка, и, в отличие от бабушки, она очень нежно прощалась с Ларри. И еще она никогда не поддерживала самодовольных замечаний матери по поводу Монтерегарда, никогда не похвалялась многочисленными знатными родственниками мужа и самим мужем. Ее муж… Клайд опять встретился взглядом с Армандой и внезапно понял, что нашел ответ на свой вопрос: перед ним была несказанно несчастная женщина, а причиною ее несчастья был муж. Она ушла в себя, ибо ей не хотелось страдать больше того, что она уже выстрадала. Молчание стало ее защитной броней…