Любовь (выдержки из произведений) - страница 12
Как-то субботним утром Елена из окна увидела Берналя, который подходил сзади к своей матери, когда та стирала одежду, склонившись над корытом. Мужчина положил руку на талию женщины, а она не двигалась, словно бы вес его руки стал частью её тела. Уже на расстоянии Елена ощутила жест его одержимости, привязанность к матери, близость двоих — это течение, объединявшее их страшной тайной. Девушка почувствовала, как прилив потливости омыл её целиком, она не могла дышать, а сердце стало испуганной, спрятавшейся за рёбрами птицей. У неё чесались ладони и ступни, кровь закипала так, что разрывала пальцы. С этого дня она начала шпионить за его матерью.
Одна за другой становились ясными искомые очевидные вещи, поначалу только взгляды, слишком затянутое приветствие, подозрение, что под столом встречались их ноги и что придумывались любые предлоги, лишь бы остаться наедине. В конце концов, ночью, по возвращении из комнаты Берналя, где она отправляла обряды возлюбленной, Елена слышала шум подземных вод, шедший из комнаты его матери. И тогда понимала, что всё это время, пока сама думала, что Берналь зарабатывает на жизнь, распевая по ночам песни, он, на самом деле, находился в другом конце коридора. И пока она целовала своё воспоминание о мужчине в зеркале и вдыхала с простыней ещё живший на них его аромат, он составлял компанию своей матери.
Благодаря мастерски выученному за столькие годы умению становиться невидимой, она проникла за закрытую дверь и увидела парочку, предающуюся удовольствию. Закрывающий лампу абажур с бахромой рассеивал тёплый свет, который обрисовывал контуры возлюбленных на кровати. Мать превратилась в некое создание округлой формы, вся розовая, стонущая, роскошная. Она напоминала такую волнообразную морскую актинию — ничего, кроме щупалец и бесформенности, только рот, руки, ноги и отверстия. И прилипла, окружив собой огромное тело Берналя, который, являясь противоположностью, казался суровым, неуклюжим, со спастическими движениями, неким куском дерева, сотрясаемым необъяснимым ветерком. До этого момента девушка не видела обнажённого мужчину, и её поразили бросающиеся в глаза отличия. Мужская природа показалась настолько жестокой, что ей понадобилось немало времени, чтобы преодолеть ужас и вынудить себя на него посмотреть. И всё же в скором времени очарование сценой взяло вверх, отчего она наблюдала за происходящим крайне внимательно. Так, она училась от матери жестам, которыми женщине удаётся выманить у неё Берналя, жестам, гораздо могущественнее всей её любви, всех её молитв, снов и тихих призывов, всех волшебных действий, чтобы привлечь его ближе к себе. Она была уверена, что в этих ласке и шёпоте кроется ключ от тайны, и, если бы удалось ими овладеть, Хуан Хосе Берналь спал бы с ней в гамаке, который каждую ночь подвешивали бы на два крючка в комнате со шкафами.
Два следующих дня Елена провела в затуманенном состоянии. Полностью потеряв интерес к окружавшей обстановке, за исключением Берналя, занимавшего свободную часть её мыслей, она погружалась в фантастическую реальность, которая заменяла собой мир живых. В силу привычки она продолжала выполнять повседневную работу, но чем бы она ни занималась, душа вечно была где-то далеко. Когда мать заметила у неё отсутствие аппетита, то списала это на приближение подросткового периода, несмотря на то, что Елена вне всяких сомнений была слишком молодой, и дала время посидеть им вдвоём и заново вспомнила шутку о человеке, рождённом женщиной. Подозрительно тихо девушка слушала болтовню о библейских проклятиях и женских кровотечениях, убеждённая, что подобное с ней никогда не случится.
В среду Елена впервые за почти неделю почувствовала голод. Она кинулась в кладовку с открывалкой и ложкой и смела содержимое трёх банок гороха, затем сняла обёртку из красного воска с голландского сыра и съела тот, словно яблоко. Чуть погодя она выбежала во внутренний двор, и, согнувшуюся пополам, её вырвало зелёной смесью прямо на герани. Боль в животе и горький вкус во рту вернули женщине чувство реальности. Эту ночь она проспала спокойно, свернувшись в гамаке и посасывая палец, как в детстве. В четверг она проснулась в весёлом расположении духа, помогла матери приготовить кофе для постояльцев пансиона, а затем позавтракала с ней на кухне и пошла на занятия. В школе, напротив, стала жаловаться на сильные колики и так скорчилась, что попросилась выйти в туалет, а к полудню учительница разрешила ей уйти домой.