Любовная неразбериха - страница 12

Она впитывала в себя танцующих. Звучала нежная пронзительная французская мелодия. Пары не двигались, струились. Любой танец — формула отношений. Стоит посмотреть на двоих, чтобы все понять.

Вот эти делают вид, что у них все в порядке. Но стоит присмотреться — и поймешь, что женщина напряжена и вся отстранена от партнера. Да и ему этот танец и близость партнерши неприятны.

А эти двое почти не касаются друг друга и делают вид, что просто исполняют па, но волна, которая несется от них, наэлектризована так, что почти видны искры.

Эти — друзья. Она доверчиво склонилась к его плечу, а он держит ее руку свободно и непринужденно…

И тут она увидела глаза. Страсть, тоска, желание, невозможность, нежность, потеря — все в одном взгляде. Так смотрят, когда провожают навсегда. Она сразу даже не узнала собственную мать и ее лицо, которое всегда было спокойным.

Это не могла быть ее мать… Она не могла так смотреть ни на кого, потому что никогда так не смотрела даже на отца. Хилари испугалась и спряталась. Она стояла за дверью, ведущей в танцевальный зал, и уговаривала себя, что это игра ее воображения. То, что она подглядела, должно было исчезнуть, не быть… Потому что, если это действительно есть, то жизнь кончена.

Но это была правда. Через месяц мама сама ей все сказала.

— Я не верю, — отчаянно замотала головой Хилари.

— Прости, моя хорошая, но это так, — очень тихо ответила мать. — Папе я все сказала. Мы не будем больше жить вместе. Послезавтра мы уезжаем в Европу.

— Я не верю тебе, — упрямо повторила Хилари.

— Когда-нибудь ты поймешь, — грустно улыбнулась мать. — Ты совсем взрослая, и скоро тебе никто не будет нужен, кроме единственного мужчины.

— Я ненавижу мужчин! — закричала Хилари и поняла, что по ее лицу текут слезы.

— Ты просто пока не знаешь, — покачала головой мать. — А когда узнаешь, простишь меня.

— Я никогда… — Хилари захлебывалась слезами, — никогда… не прощу тебя. Ты предательница. Мы с папой так любили тебя!

— Я буду думать о вас, — сказала мама, — и скучать.

— Лучше не говори больше ничего, — прошептала Хилари и убежала.

Она больше не говорила с матерью ни разу. И хотя уже прошло целых семь лет, не могла смириться с той картиной обнаженной страсти, которую увидела во время танцев.

Хилари открыла глаза и села. Она не любила это вспоминать. Слезы сами подкатывались к горлу, в носу начинало щипать и хотелось тоненько завывать и жалеть себя.

Может быть, она ревнует? Эта мысль пришла ей в голову впервые. Чего она не может простить матери? Того, что она их бросила. Да. Но не только это. Мама любила. Так любила, как об этом пишут в книгах и о чем можно только мечтать. А Хилари никогда и ни в кого даже не влюблялась. Может быть, ей стало страшно, что она никогда ни на кого не будет так смотреть? Ребята в университете казались ей инфантильными и смешными. Несколько поцелуев в машине оставили в ней неприятные воспоминания о мокрых губах и липких ладонях. Что они могли ей предложить? Быстрый секс и грубые шутки? Скучно… Коллеги на работе? Да, там были интересные мужчины, которые к тому же оказывали ей знаки внимания. Но ее больше привлекал ум и талант сотрудников-мужчин, чем эротические ощущения. С ними возможен был брак, регулярный секс, дети. Да, но это ужасно, когда ты ничего не чувствуешь. Выйти замуж, чтобы когда-нибудь бросить все? Может быть, она просто фригидна? Такое ведь тоже бывает.

Нет, лучше загружать себя работой, чем размышлять о странностях собственной натуры. Семь лет она бежит от мужчин, от отношений, от любви. Потому что очень боится, что с ней этого не случится никогда. Парадокс… Она даже пробовать не хочет. А ведь не войдя в воду, нельзя узнать, какой она температуры…

Господи, ну зачем портить себе этот замечательный день? Хилари протянула руку к пакету, извлекла оттуда гамбургер и открыла банку с колой. Вкусно! Но не полезно.

Она решила, что больше не будет думать о матери, по которой ужасно скучает. Она подумает лучше о своем новом знакомом. Ведь после двух разговоров человека можно считать знакомым?

Она начала придумывать, как он выглядит. Конструировала внешность, которая совпадала бы с его голосом и с его книгой. У нее получился пятидесятилетний мужчина, элегантный, веселый, с синими ясными глазами, мужественным лицом, сильными руками и с затаенной грустью во взгляде. Короче, точный портрет собственного отца. Это ужасно! Не хочет же она найти его точную копию. С такими мыслями только к психоаналитику, чтобы разъяснили все про эдипов комплекс.