Любовница Витгенштейна - страница 59
Таким образом, в некотором смысле Виллем де Кунинг был одним из учеников Рембрандта.
Я, конечно, не намекаю на то, что именно Виллем де Кунинг нарисовал золотые монеты на полу студии Рембрандта.
Хотя кто вдобавок возьмется утверждать, что он не смог бы выполнить то задание еще быстрее, чем Карел Фабрициус?
Однако если подумать, разве не возможно, что все это уходит еще дальше в прошлое?
Почему с такой же легкостью, например, Чимабуэ не мог быть тем, кто сказал Джотто о покрывалах, задолго до того, как Гилберт Стюарт случайно упомянул об этом Джорджу Вашингтону?
Это, разумеется, не означает, что Виллем де Кунинг мог находиться где-то поблизости, когда Джотто нарисовал идеальный круг от руки.
Если только, с другой стороны, я вдруг не решу вообразить, что так оно и было.
Очевидно, что именно такого рода воображение является привилегией художника.
Ну, это как раз то, чем занимаются художники.
В Национальной галерее есть знаменитая картина с Пенелопой, ткущей полотно, и никто не помешал художнику обрядить всех жителей Итаки в одежду, которую люди стали носить почти три тысячи лет спустя, в эпоху Возрождения.
Более того, так же поступил и Леонардо, сделавший стол в «Тайной вечере» слишком маленьким для всех тех евреев, которые, как предполагается, за ним едят.
Или Микеланджело, отсекший у «Давида» лишний материал, но оставивший слишком большими руки и ноги.
Теперь и я решила представить Виллема де Кунинга в студии Джотто.
Что любопытно, Джотто одет по моде эпохи Возрождения, но на Виллеме де Кунинге какой-то свитер.
На самом деле я только что превратила этот свитер в футболку. С надписью «Савона» на груди.
Джотто и Виллем де Кунинг равноудалены друг от друга, разумеется.
Ну, и от круга тоже.
Более того, все точки на окружности этого круга равноудалены от центра круга, как доказал Зенон.
А теперь в студии также появились Чимабуэ, Рембрандт, Карел Фабрициус и Ян Вермеер.
Конечно, нет ничего удивительного в моей способности все это устроить, хотя в некотором смысле она, пожалуй, интересна.
Что особенно интересно, так это то, что я понятия не имею, как выглядят Джотто, или Чимабуэ, или Ян Вермеер.
Что касается Рембрандта и Карела Фабрициуса, то я видела их автопортреты. Даже если у меня, кажется, нет необходимости представлять, какие именно детали автопортретов Рембрандта подходят в данный момент.
Виллем де Кунинг — также особый случай, ведь он однажды посетил мой лофт.
На самом деле теперь я поместила в студию Джотто и своего рыжего кота.
Даже если рыжий — непринятое название цвета.
Думаю, я еще добавлю к ним кота, который скребет за моим разбитым окном.
Оба кота теперь находятся в студии Джотто.
Однако, подозреваю, я предпочла бы, чтобы Рембрандт не узнал, как зовут первого из этих котов.
Хотя вообще-то Виллем де Кунинг знает его кличку.
Никак нельзя сказать наверняка, может ли Виллем де Кунинг упомянуть при Рембрандте кличку этого кота.
Даже если это я воображаю Виллема де Кунинга и Рембрандта в одной студии, я, кажется, не имею над ними ни малейшего контроля.
С другой стороны, вполне возможно, что Виллем де Кунинг все равно не помнит имя этого кота, ведь прошло уже сколько-то лет с тех пор, как этот кот залез или не залез на его колени или на колени Уильяма Гэддиса.
Сейчас в студии Джотто находится Винсент Ван Гог.
Это художник Винсент Ван Гог, разумеется, ведь кот Винсент Ван Гог уже там.
Ухо этого нового Винсента перевязано.
Я только что решила добавить в студию еще и Эль Греко.
Вот почему, наверное, все сейчас кажется слегка вытянутым и даже астигматическим.
Однако на спине футболки Виллема де Кунинга, похоже, виден номер одиннадцать.
Если только это не семнадцать.
Вообще-то Виллем де Кунинг сейчас очень похож на Джексона Поллока.
А еще я только что придумала заставить Рембрандта нагнуться, будто бы подбирая что-то с пола, чтобы Карел Фабрициус нашел это чрезвычайно забавным, но я не уверена, сработало ли это.
По правде говоря, все становятся несколько суматошным.
Особенно сейчас, когда там появились овцы.
Тем не менее любая из этих фигур остается явно равноудаленной от любой другой.