Любовник Дождя - страница 12

— Боже, какое блаженство!

Мгновение медсестра смотрела на него округлившимися глазами. Потом вскрикнула и отпрянула назад. Бомбардир усмехнулся.

— Я как-то сидел в одной камере с парнем, который проделал такой фокус с девчонкой, стоявшей перед ним в очереди на автобус. Бедняга, что называется, ни сном, ни духом — думал получить удовольствие, а ему впаяли год каталажки. И куда катится эта страна?

Девушка повернулась и выбежала из палаты, с силой хлопнув дверью. И тут до Бомбардира дошло, что она не вернется. А это, учитывая то обстоятельство, что Джонс еще как минимум пятнадцать минут проторчит в буфете, создавало заманчивую перспективу. Правда, в мозгу у него мелькнула слабенькая мыслишка, что до окончания срока осталось всего каких-нибудь десять месяцев, если вычесть время, которое должны скостить за хорошее поведение. Однако искушение было слишком сильно, так что эти десять месяцев показались ему целой вечностью. Дойль решительно отбросил простыню и спустил ноги на пол.

Как профессиональный спортсмен, он даже в тюрьме старался сохранять хорошую физическую форму, благодаря чему, поднявшись с постели, почти не ощутил последствий перенесенной болезни, за исключением легкого головокружения. Бомбардир подошел к стенному шкафу и распахнул дверцы. Увы: внутри был только старый халат — и никакой обуви. Но выбирать не приходилось. Дойль быстро оделся, осторожно приоткрыл дверь и выглянул в коридор.

Он был пуст. Только в самом конце стояли двое врачей, поглощенных разговором, да еще два санитара катили тихо поскрипывавшую каталку. Бомбардир направился в противоположную сторону. Свернув за угол, он очутился в тупике. Перед ним был служебный лифт, а рядом дверь, выходящая на темную лестничную клетку. Лифт как раз поднимался, поэтому Дойль выскочил на лестницу и быстро сбежал вниз, несмотря на то, что ступни босых ног довольно ощутимо пробирал холод.

Одолев десять маршей, он оказался перед дверью, ведущей в маленький холл. Другая дверь выходила во двор, и, выглянув из нее. Бомбардир обнаружил, что на улице вовсю хлещет дождь. Он чертыхнулся: в такую погоду, да еще босиком и без одежды, ему не выдержать и пяти минут. Дойль потянулся было открыть соседнюю дверь, но тут услышал какие-то голоса. Тогда, не раздумывая больше, он нырнул прямо под ливень, бегом пересек больничный двор и свернул в переулок, стараясь держаться вплотную к стене.

Бомбардир понятия не имел, что делать дальше, когда бежал под дождем через двор и сворачивал в переулок на тылах больницы. Так что никаких конкретных планов у него не было, хотя холод от мокрого халата побуждал искать выход как можно скорее.

Дождь по-прежнему лил, как из ведра, что, впрочем, имело и свою хорошую сторону, поскольку на улицах не было прохожих. Добежав до угла, Бомбардир остановился, чтобы перевести дух и подумать, как быть дальше. Табличка на стене ближайшего дома гласила: Джубили Террас, и это название напомнило ему о Дорин Монэган, девчонке, которая когда-то готова была целовать землю у него под ногами. Она регулярно писала ему первые полгода, пока он сидел в Пентонвильской тюрьме. Потом, правда, письма начали приходить все реже и, наконец, совсем перестали. Но в данную минуту это было не так существенно. Главное, что когда-то она жила на Джубили Террас и все еще могла здесь жить.

Примерно через десять минут Бомбардир был у цели.

Высокий дом в викторианском стиле порядком обветшал. Отдельная квартира в этом убогом квартале была роскошью: целые семьи ютились в одной комнатушке.

Бомбардир запрокинул голову и глянул вверх. Дорин занимала квартирку на последнем этаже под самым чердаком. Ему повезло: сквозь щель между неплотно задернутыми занавесками просачивалась слабая струйка света.

Войдя в подъезд Дойль обнаружил новшество: ряд почтовых ящиков с именами владельцев. Среди них была и фамилия Дорин. Поднимаясь по лестнице, Бомбардир усмехнулся. Девчонку ждет неплохой сюрприз.

А в это время упомянутая леди трудилась в поте лица, ублажая бравого представителя Морского Флота Ее Королевского Величества. Моряк ехал домой на побывку с Дальнего Востока и понемногу начинал сожалеть о смуглых красотках из Пенанга и Сингапура, которые были настоящими мастерицами своего дела и — что самое главное — довольствовались умеренной платой.