Любовные каникулы - страница 12

Чиновник чуть в обморок не свалился. Потому что покупатели от столика отошли. Повынимали свои радиотелефоны и давай хозяевам названивать. Первый подскочил американец:

— Эта сумма вас устроит?

И рисует пятизначное число.

Я ответить не успела, как француз подлетел.

— Так, фирма «Гомон», у нас старые связи с русскими. Мы очень любим русский кинематограф. Мы даем в два раза больше.

Мой чиновник уже мало что понимает. Только улыбается, как ванька-встанька.

— Это курам на смех! — влез другой американец. — Вы же не мультфильм покупаете, господа! Я беру за любую предложенную вами цену.

А я цену-то и не знаю. Какую назвать? Файфман, бедный, опять от радости плачет. Он мне не подскажет сейчас. Тут я обнаглела окончательно, беру бумажку француза и пририсовываю еще один нолик.

Американец задумался только на секунду. И эта секунда была для него роковой. Откуда-то из-за его спины высовывается рука, берет у него бумажку, пририсовывает еще нолик, выписывает чек и говорит:

— Эксклюзив.

Это значит, что он покупает прокат фильма по всем странам мира. Исключительное право владения. И я ему отдаю сертификат.

Ну, там потом они все оформили как следует. Словом, фильм продан. Баснословно дорого.

А торговцы между собой шепчутся:

— Кто такой? Что за фирма? Японцы?

— Нет, японцы нас уполномочили, — говорит француз.

И оказывается, что никто этого покупателя не знает. А дальше начинается совсем странное. Покупатель требует все существующие копии фильма, исходные материалы и даже видеокассеты. Торговцы срочно звонят по своим концернам, там им, видать, дают нагоняй. Они бросаются к незнакомцу в надежде купить право проката хотя бы в своих странах. Тот — ни в какую.

Что там дальше было — не знаю. Я успокоила чиновника. Этих денег хватит, чтобы советскому кинематографу три года безбедно существовать и выпускать по двести картин в год. А уж Файфману пусть разрешат снять Куликовскую битву. Он давно мечтает. Файфман мне руки целует. А у меня какое-то странное чувство, словно я в какой-то детективной истории участвую. Только кто здесь за кем гоняется — неизвестно.

— Тебя очень хорошо слышно, — сказал Илья. — Как будто из соседней квартиры звонишь.

— Как ты там?

— Работаю.

— Скучаешь? — Ведь вот сам никогда не скажет — скучаю.

— Есть маленько.

Только этого от него и добьешься.

— А я главный женский приз получила.

— Правда? Ты — молодец.

— Лев золотой.

— Если женский, то, наверное, львица.

— Нет, лев. У него грива.

— Ну, мода переменчива.

— Послезавтра вылетаю. Позвоню перед самолетом, чтобы ты встретил. Сможешь?

— Конечно.

— Илюша, не скучай.

— Не буду.

— Я целую тебя, мой маленький.

— И я тебя.

— А знаешь, «Илья Муромец» здесь нарасхват. Это твое имя счастливое.

— Имя, может, и счастливое...

— Ну-у, ты что?

— Я — нормально... Приезжай.

Я должна, в конце концов, все исправить. Я приеду в Москву, возьму неделю отпуска, и мы поедем с Ильей на Валаам. Почему-то я всегда хотела с ним поехать на Валаам. Там, говорят, чудно.

Или нет. Мы запремся с ним на даче. Мы будем целыми днями вдвоем. Я спрячу его пишущую машинку, отключу телефон. Я должна все исправить. Иначе я потеряю его...

— Марина Васильевна, это Кузнецова!

— Да не ори ты, звезда экрана. Поняла... Ну, что, поздравляет тебя коллектив. С тебя бутылка.

— И не одна.

— Не подписывайся. Теперь тебе в театре будет ох как непросто, ты понимаешь?

— Почему?

— Потому что тебя жрать начнут. И я первая. Артисты народ завистливый. Или не знаешь?

— Знаю, сама такая. Но я несъедобная, Марина Васильевна.

— Ладно. Поглядим.

— А я вам чудный пеньюарчик купила.

— Это лишнее... Ты о работе думай. Пьесу хоть прочитала?

— Конечно, — соврала я.

— Врешь ведь, — догадалась. — Прочитай, перед англичанами неудобно будет.

— Да я и роль выучу.

— Как же! Выучишь ты! А цвет какой?

— Сиреневый, нежный-нежный.

— Шелковый?

— Натуральный.

— Ладно. Ты когда обратно?

— Послезавтра.

— Машину прислать?

— Нет, меня Илья встретит.

— Так пьесу прочитай. А рукава?

— Длинные.

— Смотри, без опоздания. Мы седьмого читки начинаем. Целую...

— Ох, Александра Ивановна! Девочки мои с ума сходят, — напоследок влезла телефонистка. — Теперь я буду знаменитостью! Не такой, как вы, конечно...