Любовные похождения шевалье де Фобласа - страница 2

стр.

Остаюсь твоим другом,

Луве

Предуведомление предваряло второе издание 1790 года

Вероятно, некоторые сочтут, что я внес удачные изменения1 в первое издание «Года жизни», однако, по-моему, следовало скорее подправить «Шесть недель». Длинные и многочисленные отступления замедляли темп повествования, и те из них, которые невозможно было убрать, я сильно сократил. В то же время я позволил себе добавить некоторые фрагменты, благодаря которым, полагаю, книга станет и веселее, и интереснее. По этой причине читающая публика, надеюсь, отдаст предпочтение этому добротному изданию, а не отвратительным подделкам, которые одни мошенники фабрикуют, а другие продают и в лавках, и вразнос. Самое время положить конец их бесстыдству, приняв закон об авторских правах2.

Посвятительное послание предисловие, предуведомление к «Шести неделям... эти две книги впервые опубликованы весной 1788 года

Господину Тустену1

Сударь,

На Вашем имени, достойном всяческого прославления, лежит, тем не менее, запрет как в литературе, так и в исторических анналах. Конечно, его следовало бы читать в заглавии более серьезного произведения, чем это, но я был бы слишком неблагодарным, если бы во всеуслышание не воздал Вам должное и не выразил свою признательность. Как легко мне было следовать Вашим советам! Когда «Фоблас» во второй раз попал в Ваши цензорские руки>*2, он помимо всего прочего был обязан именно Вам тем, что уже стал лучше по форме. Казалось, Вы не только говорили, но и верили, что я мог бы успешно обратиться к жанру более серьезному, что я должен посвятить морали и философии способности, которые Вы называли талантом. Несколько раз я видел, как Вы смеялись над проказами моего шевалье, но чаще всего Вы безо всяких обиняков выражали свои сожаления о том, что он так безрассуден. Я имел честь заметить в ответ, что, подобно многим отпрыскам хороших фамилий, в зрелом возрасте он, возможно, исправит примерным поведением простительные ошибки молодости. Здесь же добавлю, что, желая повлиять на молодого человека и изменить его в лучшую сторону, правдивый историк нетерпеливо ждет подходящего момента, однако, если и этого признания недостаточно, чтобы заслужить снисхождение людей строгих, я в свое оправдание процитирую строки, которые увидели свет задолго до того, как я родился и провинился. В одной философской повести, написанной с дивной легкостью и неподражаемой естественностью, характерной для произведений этого всемирного гения, который почти всегда был выше своего сюжета, Вольтер сказал мне: «Милостивый государь, всё это вам приснилось. Мы не властны над нашими мыслями ни во сне, ни наяву. Быть может, Высшая Сила ниспослала вам эту вереницу видений, дабы через них внушить наставление к вашей же пользе»3.

Примите и проч.,

Луве де Кувре


P.S. Почему де Кувре? Откройте следующую страницу и узнаете4.

Моему двойнику1

Не знаю, сударь, являетесь ли Вы счастливым обладателем лица, похожего на мое, и, как и я, ведете ли свой род от того самого небезызвестного Луве...2 Не знаю точно, но мне уже непозволительно сомневаться, что мы с Вами приблизительно одного возраста, удостоены почти одинаковых званий и гордимся одним и тем же именем. Особенно поражает меня наше сходство в другом — более ценном для нас и более интересном для родины, — а именно в том, что мы оба можем заслужить бессмертие, ибо оба сочиняем просто прелестную прозу и, к нашему удовольствию, видим ее напечатанной уже при нашей жизни.

Хочется верить, что эта совершенная аналогия поначалу Вам, как и мне, казалась весьма лестной, однако теперь я убежден, что Вы тоже ощущаете ужасное неудобство, создаваемое нашим тождеством. По какому верному признаку можно распознать и отличить двух столь похожих соперников, одновременно начавших многообещающую карьеру? Когда мир разразится похвалой в наш адрес, когда наши шедевры, подписанные одним и тем же именем, начнут гулять по свету, кто разделит наши имена, слившиеся воедино в храме Памяти? Кто защитит мое доброе имя, которое Вы беспрестанно присваиваете, сами того не подозревая? Кто вернет Вам Вашу славу, которую я невольно краду у Вас день за днем? Какой проницательный и беспристрастный арбитр сумеет отдать каждому из нас его долю заслуженной известности? Что мне делать, чтобы Вам не приписали всё мое остроумие? И как Вы помешаете тому, чтобы меня не превозносили за Ваше красноречие? Ах, сударь, сударь!