Люди, горы, небо - страница 65

Игорь не зря назвал пунктом в Крыму, куда он мог бы запросто прийти, станцию Курман — Кемельчи. Там жили его эвакуированные в свой час с Украины родители. Там его никто не знал — раньше он не мог выбрать случая навестить своих. А потом оказался в осажденном Севастополе. Теперь он держал путь на эту незнакомую ему станцию. Впрочем, ближе была Евпатория, но в Евпаторию он не стремился по особым причинам. Даже не потому, что у него произошла размолвка с Люсей и состоялся крупный разговор с ее отцом. Нет, дело обстояло куда хуже. Старшая сестра Люси была замужем за одним из местных парней, татарином, кому Игорь имел все основания не доверять. Не любил шурин Игоря, совработника и орденоносца, подозрительно на него косился, намекал на некие другие времена, когда придет «его день». Видимо, «его день» уже наступил. Правда, Сергея (у него было русское имя) в первые же дни войны призвали в армию, но не приходилось сомневаться, что долго такой не провоюет: либо сдастся в плен, либо дезертирует. Игорь был почти уверен, что шурин сейчас в Евпатории. Вот с кем ему не хотелось бы встретиться сейчас!

Кроме того, вымотал Игоря самый что ни на есть кровавый понос; страдал он вдобавок от чесотки, раздирал себя ногтями с ног до головы, и только после этого самоистязания вроде бы получал на час, на два передышку. Его угнетало чувство собственной неполноценности, физического истощения, ощущение заразной кожи, покрытой чесоточными струпьями… Хорош же он будет, явившись в таком виде пред ясны очи здоровой жены! Не–ет, в Евпаторию его пока не тянуло. Он изо всех сил стремился в Курман — Кемельчи.

Но, видно, суждено было произойти еще одной дорожной встрече опять–таки с женщиной, которая опознала его! Правда, он ее совсем не знал, просто сам собою затеялся разговор… Попросил он у нее хлеба, и дала она краюху как не пожалеть, когда весь израненный, и хромает, и рука забинтована, и черный такой.

— Из Севастополя, поди?

Да, из тех краев, — невнятно ответил Игорь, жуя краюху, распространяться на эту тему ему не хотелось.

— Моего там не видел? Перевощиков фамилия, Петро?..

Я вот ходила, искала по всем дорогам, смотрела среди пленных… Нет. Нигде нет. Живой ли еще?

Она всплакнула.

— Живой, верно. Не все ведь в Севастополе погибли. Была эвакуация. А то в плену. Но скорее всего твой муж на Кавказе нынче. Гм… А какой он из себя?

Да пониже тебя будет. Посправней… — Женщина что–то чересчур уж пристально на него смотрела. — Сам–то ты куда теперь?

Из осторожности он назвал не Курман — Кемельчи, а Евпаторию.

— А ты разве оттуда? Я ведь тоже евпаторянка.

— Жил там до войны немного, — принужденно сказал Игорь.

— Да уж не Игорь ли ты? Люси Левандовской муж? О‑ой, ну надо же! Неужто меня не узнал, соседка я, живу через два дома? О‑ой, Игорь, какой же ты ста–ал стра–аш–ный!.. Люся–то как обрадуется, сердешная. Шутка ли, живой после такого светопреставления — видно, чего–чего только не перенес!

— Всякого, — сдержанно сказал Игорь, вовсе не обрадовавшись возможности свидеться с женой; еле он уговорил добрую женщину, чтобы она ни словом, ни намеком не обмолвилась, что видела его; совсем не в Евпаторию он идет и не до Люси ему пока, в нынешнем–то положении…

Но не зря он остерегался таких встреч — все же не утерпела баба, проболталась Люсе, а может, даже в мыслях не имела молчать, лишь усыпила его подозрительность. Потому что ровно через два дня догнала его Люся на попутной бедарке, узнала сразу, изможденного и потного, бухнулась головой прямо в раненую руку, так что Игорь света невзвидел, и не понять, то лй плачет, то ли смеется… Ш что тут будешь делать? Уговорила его идти в Евпаторию. Сергея–де дома нет, то есть вообще он уже дома, дезертировал, что ли, но сейчас в горах, у немцев служит.

— Партизан, верно, ищет? — спросил Игорь.

— Каратель он, — грустно сообщила Люся. — Наверно, ищет, раз каратель…

— Что же я в таком случае у тебя дома потерял? В карты буду играть со своим милым сродственничком? С тобой миловаться?

Люся сделала жалостливую гримаску.

— Ну, Игорь, ну брось, ну не надо. Вот нравится тебе до крайней степени все осложнять. Обойдется как–нибудь.