Люди особого склада - страница 5

— Я думаю, что этого не будет, — ответил Луферов.

— Все делается для того, — заметил я, — чтоб этого не было, однако надо быть готовым ко всяким неожиданностям.

— Куда пошлют, там и буду, — твердо ответил Луферов.

— Готовьтесь к тому, чтобы остаться на месте, — предупредил я. — Подберите проверенных, честных людей, способных работать в сложных условиях. Определите явки на периферии. У вас найдутся надежные помощники?

— Есть такие, — уверенно ответил Андрей Степанович, и из этого я заключил, что в районе идет активная подготовка к подпольной работе.

За короткое время мне удалось переговорить и с другими руководителями райкомов и райисполкомов области.

К вечеру 26 июня в Минске уже мало кто оставался: все организации и учреждения выехали, мужчины, годные к военной службе, ушли на фронт, большинство же гражданского населения было направлено на восток по Московской и Могилевской магистралям. Все, что можно было спасти за такое короткое время, было спасено.

Областному комитету КП(б)Б также нужно было выезжать из города: враг уже прорвался к северным окраинам столицы. На последнем заседании бюро решили перевести обком восточнее Минска — в районный центр Червень. Партийные организации Дзержинского, Заславского, Минского районов, а также города Минска в случае оккупации должны были уйти в подполье.

Страшную картину представляла собой наша столица. Вместо заводов — дымящиеся развалины. Советской улицы почти не было. Мостовая сплошь завалена грудами кирпича, покореженными огнем железными балками. Проехать по улице было уже нельзя. Вокруг пламя и черные столбы дыма. И, несмотря на это, я все же не мог представить себе, что, может быть, завтра-послезавтра проклятый враг будет ходить по улицам родного города, будет хозяйничать здесь. Где-то в глубине души жила уверенность, что этого никогда не будет.

У меня давно уже созрел план — не выезжать из своей области. Было у нас, членов бюро обкома, немало разговоров об этом. Все мы, если не считать одного-двух человек, готовились остаться в тылу врага. Спустя некоторое время были получены подробные указания Центрального Комитета КП(б)Б о порядке работы подпольной организации Минской области.

В ночь с 26 на 27 июня мы выехали в Червенский район.

Я немного отставал от обкома — заехал в Замчище. Надо было узнать, что там теперь с моей семьей, забрать ее, если застану, и помочь выехать на восток. После того как меня вызвали в ЦК, я не имел возможности заглянуть домой.

…Я выскочил из машины и побежал в свою квартиру. Никого из семьи уже не было дома. Осиротевшие комнаты произвели впечатление какой-то жуткой пустоты и беспорядка, хотя в квартире было чисто и все домашние вещи стояли на своих местах.

Где же семья? И спросить не у кого. Шофер Войтик побежал к соседям, но нигде никого не нашел. Каждая минута была дорога, долго здесь задерживаться нельзя, грохот битвы перемещался уже в самый город. Мы решили ехать немедля.

Поселок пуст, и только при выезде из него нам встретился старик — местный житель. Он, должно быть, только один тут и остался. Мы обрадовались — вылезли из машины и набросились на старика с расспросами. А он хоть бы слово! Наконец показывает на уши и на язык: мол, ничего не слышу и не говорю — глухонемой.

— Он слышит, — шепчет мне на ухо Юзик. — И говорит, я его знаю, не раз видел. Это он прикинулся глухонемым.

Шоферу удалось убедить старика, что мы свои. И он заговорил.

— Я ночью плохо вижу, а голосов ваших не знаю. Вот и подумал — подальше от греха: лучше молчать.

Старик сказал, что мои домашние вчера куда-то ушли, а куда — он не знает.

— Будто все пошли в сторону Червенского тракта, — сочувственно объяснил он. — Так, может, и она, семья ваша, подалась туда. Они, может, еще и не ушли бы из дому пока что, но тут ходят слухи, что недалеко спустились фашистские парашютисты.

Поблагодарив старика, мы поехали в Червень.

По обеим сторонам шоссе по направлению к Могилеву тянулись огромные толпы людей, а в другую сторону — к Минску, пешком и на машинах двигались военные. У бойцов и командиров был решительный и взволнованный вид, гражданское же население было хмурым и молчаливым. Люди время от времени оборачивались, с болью в душе смотрели на видневшийся вдали Минск и молча шли дальше. Да и мы до самого Червеня часто оглядывались в сторону пылавшей столицы.