Люди страны чудес - страница 10

Говорят, здесь средний возраст — двадцать семь. А сейчас город ждет не одну тысячу строителей — не юнцы ли романтики приедут первыми, не их ли завтрашние песни зазвенят из окон березниковских общежитий? И тогда, наверное, поправочку позволят себе сделать те, кто утверждает сегодня, что средний возраст березниковца — двадцать семь.

Двадцать семь… И все равно это меньше, чем самому городу, потому что вот уже и дети его ровесников бегают в школу. А отцы его ровесников были старше своего города не меньше как лет на восемнадцать-двадцать каждый. Они были юны и потому тоже, наверное, жалели, что не им довелось рубать «белых шашками на скаку». Но ребята тридцатых годов знали: им страна поручала дела огромные и трудные.

Они строили светлые города и давали им песенные имена. Сегодня строителями домов и заводов ходили они по улицам своих новорожденных городов, а завтра — рабочими этих заводов и жильцами домов, где вечером их поджидала горластая новорожденная малышня.

Какими они были?

В тысяча девятьсот тридцать пятом году комсомольский секретарь аммиачного завода Семен Пирожков в одном из писем писателю Николаю Островскому рассказывал о своих товарищах. Он писал о том, как начался пожар в газогенераторном и комсомольцы Одинцов, Шевалдин, Щукин и Каримов потушили его. Он писал о том, как случилась беда в цехе синтеза — лопнуло стекло сепаратора, газ хлынул в цех, — и комсомольцы Ковайкин и Слюняева закрыли ему выход. А комсомолец Бабин увидел ртуть на снегу и начал собирать ее, осторожно, по капельке. Оказалось, что он собрал ее четыреста граммов, а на улице в тот самый момент было сорок пять ниже нуля…

Секретарь Семен Пирожков рассказывал Островскому о Лощенникове: тот недавно был малограмотным, а потом окончил без отрыва от производства рабфак, и его послали в вуз. О молоденькой уборщице Чистиной, которая захотела — и стала аппаратчицей, о Меркурьеве, который учился в заочном институте, об Одинцове, который стал отличником гостехэкзамена…

Вот такой была она, рабочая молодежь юного города — здорово работала и жадно училась. Такой уходила на фронт, и таяли дымки паровозов, уносящих на запад длиннющие составы, а в них — дорогих наших парней. И пахло гарью на мирной станции. Парни слали на Урал письма-треугольнички, а домой возвращались не все…

А потом в цехах заводов рядом с ними проходили практику ребята из училища, стажировались упрямые зелененькие инженеры… Потому что стареют люди, но дело их молодеет, и города их вечно молодеют: ведь люди растят не только города. Они растят детей, чтобы научить их работать и любить. И эта новая, рожденная ими юность звенит песней на улицах рожденных ими городов.

Какая же ты, сегодняшняя юность Березников?

Какой ты, человек, чей средний возраст — двадцать семь?..

Это только несколько встреч с молодыми березниковцами, несколько взятых у них интервью — ответов на два вопроса:

Чем для тебя стала твоя профессия?

Чем для тебя стали Березники?

Это город, где я мужал. Я узнал здесь, что такое настоящая работа и настоящая ответственность за дело и за людей.

У меня здесь дочка родилась.

Я, наверное, если и уеду куда-нибудь, то в первый же отпуск вернусь сюда, к ребятам…

Молодой специалист с анилинокрасочного завода

Есть такое на химической фабрике калийного комбината. Проще — шламоотстойники. Всякие примеси в этих шламоотстойниках уходят из сильвинита в растворители, и уже прозрачный, чистенький хлоркалий попадает в сушильное отделение. Работа на осветлении считается самой грязной…

В смену меня привел Володя Колыванов. Он очень похож на не в меру вытянувшегося подростка, этот Володя. Вот и физиономия еще не оформилась, не определились, не загрубели по-мужски черты: мягким, нескладным остался нос, рот маловат. Да и глаза — скорее пятнадцатилетнего пацана, чем уже рабочего, электрика, студента вечернего отделения института… Глаза небольшие, веселые и хитрые. Усмешечка, в которой и мальчишья развязность, и мальчишья застенчивость одновременно, то выглянет, то спрячется, как деревянная кукушка из бабушкиных часов. Нет, совсем не взрослые глаза.