Люди в летней ночи - страница 14

Изба, и двор, и весь их родной домашний строй вдруг разом вошли в сознание девушки. Глаз любовно отмечал знакомые особенности стен и потертых ступенек крыльца. Во всем, что окружало, словно таилась притягательная сила, неуловимая для взгляда, исчезавшая, едва взгляд чудесных глаз обращался в ту сторону. Позади избы по-прежнему проживал северный холод, а окна горницы без выражения смотрели прямо перед собой, на луг, напоминая человека, который, не держа ни на кого зла, все же хочет немного побыть один. Туда не дотягивались закатные отблески, но, оставаясь здесь, по эту сторону, они безраздельно царили в атмосфере и настроении усадьбы. Вся округа словно обратилась лицом на запад, в сторону заходящего солнца, вперила в него взгляд и не желала оглядываться.

Вечер убывал по мере того, как в воздухе сгущались сумерки и яснее обозначалось зарево заката. На его фоне четко и холодно проступили обнаженные верхушки ольхи, заросли которой тянулись вдоль Корке, окаймляя спускавшийся со склона к деревне и озеру лес. Лес простирался до самого мыса, завершаясь на его оконечности пышными кустами чернотала. Они стояли в стороне, особняком от лесной толпы, как особы утонченные, прекрасные собой, гибко-изогнутые и заметные издалека. Возле них даже серый лед был окрашен в изысканные тона, а за ними открывалось взору то не выразимое словами событие, отголоском которого и было особое настроение во дворе усадьбы. Два дрозда прилетали туда, покрикивая хором, и, оттого что они летели высоко, солнечные лучи успели позолотить перья на их брюшках. В их изящных голосах словно была видна эта позолота.

Темноглазая дочь хозяев Корке сидела на низенькой скамеечке в бане перед очагом. Неровное пламя освещало ее лицо с левой стороны, и крохотные огневые блики плясали в ее глазах, неотрывно глядящих на прозрачный вечер сквозь квадратное оконце в четыре стекла. Она была словно воплощением навсегда поселившейся здесь грезы. Воздух в бане начал проясняться, дым унялся и завис над грезящей головкой ровной легкой пеленой, которая тихо, едва заметно уплывала наружу в щель под дверной притолокой. Огонь горел ровно и не привлекал внимания. Не было ни слышно, ни видно ничего, что нарушало бы покой; все сущее неотступными, беззвучными увещеваниями силилось задержать наступающее мгновение. Треугольный мотылек приник в уголке к стеклу, и его застывший силуэт вырисовывался на фоне неба.

Здесь Люйли Корке начала просыпаться для весны, и чувство пробуждения волной пробежало по ее телу.

И подобно тому как при пробуждении от сна первая мысль бывает обращена к недавнему сновидению, тут же ускользающему, но остающемуся вблизи как живое существо, так и мысленный взор Люйли обратился к прочной и широкой картине прошедшей зимы. Она не вспоминала отдельные подробности, ей только казалось, что какое-то крупное и длинное живое существо удаляется прочь сквозь сумеречно-туманные заросли. Оно задержится там еще на ночь — это от него та досадная бледность на небе, но уже завтра, при солнечном свете, воображение будет бессильно его вернуть. — Какой я была наивной! Зима уходит, и вот она я, вот мои руки и грудь. Осенью я плакала и была несчастной, а теперь зима прошла, я вижу это ясно в квадратике окна. Потом май, четыре недели и две недели, шесть недель. И вот оная… И еще будут ночи…

Взгляд Люйли сам собой скользнул вниз, к примолкшему в очаге огню. Сумерки так сгустились, что блеск огня давно осилил наружный свет и очертил перед очагом неверный яркий круг. Снаружи небо начинало зеленеть. И путешествовал по стеклу мотылек.

Какая-то долгая, несчастливо начавшаяся пора завершилась, и наступало воистину заслуженное беспечальное время, которое не имело права быть никаким иным. Только счастливым! В воображении проносились танцы, нарядные платья, белые бессонные ночи, прохладная росистая трава, все, столько раз прежде воображенное и никогда не испытанное… — Я девушка. Мне девятнадцать лет. А Вяйнё уже двадцать один, и прошлым летом он уже ходил повсюду и делал что ему вздумается. Мартта и Сайма еще маленькие. Я помню, когда они родились… И я знаю то, чего они не знают.