Люди в зеленых фуражках - страница 10
Михайлову уже не раз приходилось слышать об этих орудиях запугивания вербуемых, но он утвердительно кивнул головой. Рассказывая, Воробьев, видно, обрел спокойствие, пальцы его уже не дрожали, красные воспаленные глаза смотрели в упор: он не иначе как хотел подчеркнуть этим свою искренность.
— Значит, вы выдержали испытание? — сказал следователь, когда Воробьев закончил.
— Да, выдержал. Один парень потом убеждал меня, что эти их аппараты — чепуха.
— Вы не помните фамилию этого парня?
— Кажется, Кошелев, но утверждать не берусь.
Воробьев нервно мотнул головой и, выжав на лице улыбку, добавил:
— После всех событий многое вылетело из памяти.
— Значит, Кошелев? — настойчиво повторил Михайлов.
— Нет, нет, не записывайте, может быть, я и ошибся. Но вообще что-то похожее.
— Хорошо, продолжайте, — сказал капитан и подчеркнул названную фамилию.
— После всяких комиссий меня перевезли в школу разведки в Бадверистофен. Это небольшой курортный городок, километрах в ста тридцати от Мюнхена. Занятия проходили в доме, где мы жили.
— Какие дисциплины входили в программу?
— Перечислить?
— Да.
— Топография, огневая подготовка, вольная борьба, фотодело, документация, радиодело. Кроме того, мы изучали типы советского оружия и военной техники. Особое внимание уделялось предметам «Основы конспирации» и «Основы нелегального существования».
— Достаточно. Назовите руководителей школы.
— Мы многого не знали. Их называли по именам, очевидно, вымышленным. Начальником школы был некий Андрей, заместителем у него Алексей. По радиоделу занятия вели американцы. Они знакомили нас с радиотехникой, с переговорными таблицами, ключами, с шифровкой. Мы изучали конструкцию радиостанций, правила пользования ими.
— На практику выезжали?
— Да. Это было в тех случаях, когда по программе проходили разведку объектов. Обычно на машине мы ехали к Мюнхену. Там, в районе аэродромов и предприятий, мы и занимались.
— Как вы попали в Японию?
— О, это длинная история. Но я буду краток.
В поведении Воробьева Михайлов подметил некоторую развязность. Видимо, тот совершенно успокоился. Речь стала гладкой, последовательной. Было ясно, что Воробьев говорит правду и даже силится не упустить важных, по его мнению, деталей. Одно не давало капитану покоя — чистая русская речь подследственного. Сомнительно, чтобы человек, подростком покинувший родину, так хорошо знал все тонкости языка. Конечно, в школе разведки этому уделяли немало внимания. Но…
— Какое задание вы должны были выполнять на Сахалине?
— Произвести разведку берега и вернуться.
— И это все?
— Да! Мне не очень доверяли.
— И, несмотря на это, вас так тщательно экипировали? Смотрите, сколько сочинили справок, причем для Приморского края.
Воробьев снова стал нервничать. Он закурил.
— Видите ли, всем этим меня снабдили на всякий случай. Мало ли что!
— Вы хотите сказать: «А вдруг не поймают».
— Я говорю искренно.
— Слушайте, Воробьев, хватит лгать! — строго сказал Михайлов. — Этим вы только вредите себе… Кстати, что вы знаете о японской шхуне?
Губы Воробьева слегка дрогнули. Но это едва уловимое движение не ускользнуло от капитана.
— Впервые слышу о ней.
— А нам известно, что кое-кто из членов ее экипажа должен был произвести разведку для вас.
— Вы хотите спровоцировать меня? — бросил Воробьев. — Я ничего не знаю.
— Нет, знаете. Могу напомнить. Шхуна задержана. Вот снимок. Читайте название — «Сакал мару».
— Я вспомнил, я кое-что слышал об этой шхуне, — тихо сказал Воробьев.
— Давно бы так. На какое задание вас послали? Отвечайте! И не стоит больше врать.
— Я должен был перебраться в Приморье для глубокой разведки.
— Шхуну посылали, чтобы изучить место вашей высадки?
— Да, но мне сказали, что она вернулась благополучно. Значит, обманули…
И Воробьев торопливо, словно боясь, что его остановят, начал рассказывать о том, как его готовили к высадке на Сахалин.
— Какие русские книги вы читали? — неожиданно спросил Михайлов.
Брови Воробьева на миг взлетели вверх. Он как бы хотел сказать: стоит ли останавливаться на таких мелочах, когда он рассказывает о более значительных вещах.