Люди золота - страница 15

— Мятной водки!.. Вот как! — сказал какой-то ирландец. — Очевидно, что сегодня вечером будут платить!

— Да, сегодня вечером! — подхватили остальные хором.

— Дети мои! — сказал, обращаясь к ним, Боб. — Это очень вероятно, но я не получил еще приказаний на этот счет.

Послышался ропот глухого раздражения. Буря начиналась.

— Нет денег — не буду работать! — закричал негр.

— Том прав! — раздались многочисленные голоса.

— У нас нет хозяина или хозяев, — прибавил ирландец, — мы не знаем, кому повинуемся… чтобы околеть от голода и жажды!..

— Успокойтесь, дети мои! — сказал Боб отеческим тоном. — Кассир был всегда аккуратен, и нет причины не быть ему аккуратным и сегодня. Мистрис Кораль, — продолжал он, обращаясь к кабатчице, — подайте нам джина и виски. Я плачу за это.

Эти красноречивые слова мгновенно укротили бурю, и разговор принял другой оборот.

— Скажите, пожалуйста, господин Боб, вы хорошо знаете того богатого голландца, которого мне было поручено заманить в Паркинсон-Гарден?..

— Том сделал свое дело! — прервал с выразительным жестом негр.

— Что же дальше? — сказал Боб шестнадцатилетнему янки, спросившему его о голландце.

— Я его видел снова, — отвечал тот после минутного колебания.

Услыша эти слова, негр разразился хохотом. Прочие последовали его примеру.

— Разве мертвые возвращаются? — спросил кто-то из шайки, когда смех прекратился.

— Иногда! — отвечал чей-то важный и звучный голос.

Поднимавшийся было смех при этих словах мгновенно прекратился.

Этот ответ и тон, которым он был произнесен, наполнили ужасом шайку.

— Ба! — сказал наконец какой-то скептик. — Это мнение индейца Мирко. Он сумасшедший!

— Я не сумасшедший! — отвечал индеец, вставая с места и вонзая нож в стол.

Тот, к кому он обратился с этими словами, сделал тоже, и таверна обратилась бы в сцену кровавой борьбы, если бы Боб не помешал этому поединку.

Индеец Мирко был самое странное лицо в этой шайке. Он был силен и неустрашим, и его употребляли для важных предприятий. Его никогда не видели смеющимся, он был мрачен и говорил мало.

О нем было известно только то, что он вступил в это общество мошенников и убийц для того, чтобы исполнить какое-то таинственное мщение.

Он был воспитан индейскими жрецами и говорил, что может вызывать мертвых и имеет дар второй жизни.

Вмешательство Боба было бы, может быть, недостаточно, если бы ему не помогло неожиданное появление какого-то человека, введенного мистрис Кораль.

Это был низенький, толстый человечек, старательно завернувшийся в плащ, скрывавший половину его лица.

Узнав Боба, он шепнул ему на ухо несколько слов и тотчас вышел.

Как были бы удивлены жители Бродвэя, если бы они узнали в этом незнакомце, говорившем с бандитом, почтенного торговца кожами, мистера Нильда.

— Дети мои! — сказал Боб после ухода Нильда. — Я не обманулся. Вам заплатят сегодня вечером в Красном доме.

Восторженное «ура!» приветствовало эти слова, и bar-room мало-помалу опустел.

Вскоре не осталось никого, кроме все еще лежавшей на полу Фанни. От времени до времени она бралась за стакан мятной водки, поставленный около нее кабатчицей, и подносила его к губам.

— Я люблю Боба! — повторяла она бессознательно, устремив глаза на потолок таверны.

В страшном волнении выбежал Роберт де-Керваль из дома адвоката.

Вернувшись домой, он несколько успокоился и начал перебирать в уме происшествия прошедшего вечера и анализировать свои чувства.

Но отдаленность событий уменьшает их значение.

Сидя в своей комнате и размышляя, Роберт нечувствительно изменил то убеждение, с которым он вышел из дома адвоката.

Утро застало его в этих размышлениях. Стук экипажей, шаги ранних пешеходов, глухой шум пробуждавшегося города возвратили ему его обыкновенное присутствие духа. Идя поздороваться с матерью, он уже стыдился своего страха и не решился сообщить ей свои сомнения.

— Как ты изменился, мой милый! — сказала, обнимая его, госпожа де-Керваль. — Я надеюсь, что ты не болен?

— Нет, — отвечал Роберт, — не желая выдать настоявшую причину своего волнения, — я просто был вчера вечером у мистера Реджа и вернулся домой немного поздно.