Людмила - страница 62

— Вот как.

— Да, — сказал Прокофьев, — знакомы, — он тоже улыбнулся. — Это было такое романтическое место, — сказал он.

— Правда, — сказала Людмила. — Чудесный сад, о котором под звуки арфы говорят песни? Воздушная стена окружает его со всех сторон, деревья в цвету, почва напоена благоуханием. Тинтагель.

— Тинтагель? — сказал я.

— Кладбище, — сказал Прокофьев.

— Да, но мы виделись с вами и раньше, — сказала Людмила. Она стояла между нами и не знала, куда ей повести ресницами. Повела туда и сюда и остановилась на мне. — Но вы меня не узнали.

Я подумал: кому из нас она это говорит? Я засмеялся. Людмила, наверное, уничтожила бы меня взглядом, но сегодня это было нельзя. Тем не менее я решил не накалять обстановку. Я вручил ей бутылки и сказал, что неплохо бы поставить их в холодильник. Кажется, ее это обрадовало. Она взяла их и быстро вышла из комнаты. Вернулась с третьим бокалом. Ей было неудобно за этот бокал, а может быть, за первые два. Конечно, я должен был предупредить. Жестом я указал Прокофьеву на диван. Он обошел столик и сел. Я принес от окна старомодный плюшевый пуфик и, пропустив его между ног, сел. Людмила присела на диван, справа от столика и осторожно расправила на коленях легкое, пестрое платье. Я снял с горлышка цветную фольгу и штопором откупорил бутылку. Налил в бокалы.

— За наше общее знакомство! — сказал я и поднял свой бокал.

Пригубили. Поставили бокалы. Прокофьев достал из кармана сигареты, посмотрел на Людмилу. Она вежливо улыбнулась, кивнула. Несколько секунд длилась неловкая тишина. Я ничего не говорил, ждал, пока кто-нибудь что-нибудь скажет. Людмила открутила виноградинку и положила ее в рот. Она подняла на меня глаза, кивнула на вазу с фруктами.

— Ешьте фрукты, — сказала она неуверенным голосом. — Отчего вы не едите?

Я оторвал одну ягодку и проглотил ее. Прокофьев отпил вина и подмигнул мне. Людмила выжидательно смотрела на меня. Мне стало немного не по себе. Я подумал, что, в общем-то, не затем привел Прокофьева, чтобы испортить Людмиле игру. Это он так решил, хотя мне и в самом деле не хотелось давать ей возможность объяснить ее вчерашний порыв. Сейчас, пожалуй, лучше было бы кому-то что-то сказать. Я спросил Людмилу о Тинтагеле.

— Это волшебный замок, — сказала она. — Волшебный замок с воздушной стеной. Там сад.

Я вспомнил, что в детстве в одной старинной легенде, мне как-то встретилось похожее имя. Или то был Тинтажель? Но если это волшебный замок, подумал я, и если он исчезает и появляется снова, то и название может меняться, так же как это имя, которое Людмила произносит то «Изольв», то «Изоль». Она пересказывает известный нам сюжет и даже читает отрывок по-французски.

По-старофранцузски, сказала она. Было приятно слушать эти слова.

Pur le nan prendre ne la volt

Ne pur belte, ne fust Ysolt

— Да-да, Ассоль, — сказал вредный Прокофьев, делая вид, что не понял.

— Ysolt! — повторила Людмила с таким произношением, что я почувствовал вкус шоколада во рту.

— Я пошутил, — признался Прокофьев. — Изольда — вы же рассказали сюжет. Ассоль это совсем другая история. А может быть, и нет, — сказал он, — Во всяком случае, есть что-то общее. Капитан увез возлюбленную на корабле в Зурбаган, а может быть, в Тинтажель, чтобы жить там, не старясь, в объятиях своей милой. Так она думала. Но рыцарь увез деву на корабле, чтобы мучиться и страдать. Своими руками он отдал ее королю, как его там?..

— Кандавл, — сказал я.

Я пожалел, что это сказал. Сам не знаю, как у меня сорвалось с языка это имя — ведь я же не хотел развивать эту тему, — но Людмила с упреком посмотрела на меня.

— Нет, я не о Марке, я о Тристане, — сказал я. — Ведь это для него она в знак верности надела тот голубой берет.

— Что это? — Людмила совсем по-детски наморщила лоб. — Разве это было?

— Это другая версия, — сказал Прокофьев. — Это просто навязчивая идея. Каждый видит по-своему. Кандавл, голубой берет... Обнажение, — сказал он, — страшная вещь.

— Мне ничего не понятно, — сказала Людмила. — Объясните, пожалуйста, если это не тайна.

— Нет, не тайна, — сказал Прокофьев. Он посмотрел на меня. — Он хочет сказать, что это один архетип. Он считает, что рыцарь знал, что он делает, отдавая принцессу наивному Марку.