Людмила - страница 71

Я смутился. Я подошел к портрету в черной овальной раме. Это был портрет женщины, мне показалось, той самой, что проходила через комнату. Интересный портрет, и в нем я видел то же, что и в других работах Иверцева, но тех, которые были здесь. Да, конечно, это был портрет той женщины и, наверное, здесь было то незаметное для моего, постороннего, взгляда сходство, которое зашифровал художник. Непонятное, недоступное мне сходство — кажется, художник отыскивал самую суть, но не для того, чтобы передать ее, а для того, чтобы сохранить для себя. Однако это тема для искусствоведа, а художник был не только художником, но и проницательным психологом, а может быть, это одно и то же. Во всяком случае, в портрете Людмилы, который я видел у Ларина, было то сходство, которое, вероятно, не всякий смог бы заметить, тогда как меня оно просто оглушило. Нет, я понимал, что живопись это не тайный шифр, но то, что было понятно художнику, а в портрете Людмилы и мне, очевидно, и создавало ту неуловимую конкретность, которая так интриговала меня в остальных картинах, включая и портрет его жены. И тогда я снова почувствовал ревность. Этот человек знал тебя, Людмила, он знал тебя не хуже, а может быть, и лучше чем я.

— Так почему вы заинтересовались именно моими картинами? — повторил свой вопрос Иверцев. — Ведь в коллекции Ларина немало и других художников, — он продолжал стоять у стола, опершись на него.

Я повернулся к нему от портрета.

— Я видел вашу работу у доктора, — сказал я. Я подумал, как объяснить ему мои психологические выкладки, может быть, просто домыслы, подумал, что это может быть слишком субъективным и не соответствовать его представлениям, подумал о его замечании о том, что восприятие не адекватно изображению, подумал вообще, стоит ли мне вилять.

— Ну и что? — спросил Иверцев. — Вы видели портрет. У вас какие-нибудь конкретные вопросы о нем?

— Да, — сказал я. — Вы писали его с натуры?

— Скорее, пользовался натурой, — сказал Иверцев. — Так будет точнее. А почему вы спрашиваете?

— Вы говорили о неадекватности восприятия. Вот этот портрет, — сказал я, кивнув на портрет его жены. — Я думаю, никто не связал бы его с моделью.

— Не знаю, — сказал художник. — Возможно. Впрочем меня это мало интересовало в процессе работы.

— Конечно, — сказал я. — А тот портрет. Его бы, наверное, тоже никто не узнал.

Иверцев пожал плечами.

— А я узнал, — сказал я, — потому что в нем было нечто известное вам и мне. Потому что я хорошо ее знаю, а вы... Как давно вы знаете ее?

Иверцев все так же отчужденно смотрел на меня. Молчал.

— С детства, — сказал он потом. — С ее детства. Но почему я должен вам верить? — спросил он.

— Эту женщину зовут Людмила, — сказал я. — И из-за нее я пришел сюда. Мне нужно ее найти.

— Я не знаю, как ее найти, — сказал Иверцев. — Она уехала, и у меня нет ее нового адреса.

— Вы видели ее, — сказал я. — Вы писали ее портрет.

Иверцев подумал, двумя пальцами взялся за уголки рта, соединил их на середине губы. Покачал головой.

— Да, — сказал он. — Видел. Она приходила. Ее муж хотел купить тот самый портрет...

— Кто? — я не сразу понял, что он сказал.

— Людмила, — сказал Иверцев. — Людмила и ее муж.

Я сунул руки в карманы пиджака, сжал кулаки.

— Почему? — спросил я.

— Что «почему»?

— Нет, я хотел спросить, зачем?

— Я же говорю, он хотел купить портрет, но он уже был продан. Ларину.

Иверцев чего-то ждал или мне так показалось.

— Я почему-то думал, что вы писали этот портрет в саду, — сказал я.

— В саду? Нет, я писал его здесь.

— Здесь.

Откуда-то издалека донесся шум трамваев. Портрет жены художника был совершенно не похож. Был полдень и солнце стояло в зените. Прозвучали и замерли в глубине коридора шаги. Где-то на кухне гремели кастрюли. Кто-то пустил воду в ванной и кто-то кричал за дверью в глухой телефон. Солнце стояло в зените, но все картины на стене были видны так отчетливо, как будто в комнате не было воздуха. Я с удивлением увидел голубую вену на виске художника, а под левой бровью у него был маленький шрам и на желтых залысинах редкий, черный пушок, — и, клянусь, я сунул руки в карманы моего пиджака и сейчас же вынул их.