Людовик XIV и его век. Часть первая - страница 10
Между тем изгнание королевы-матери превратилось в настоящее тюремное заключение; те, кто окружал короля, постоянно представляли ему Марию Медичи как его опаснейшего врага, и Людовик XIII был настроен никогда не возвращать ее из ссылки. Бассомпьер, который некогда был любовником Марии Медичи и остался верен ей, как-то раз, войдя в комнату короля, застал Людовика XIII трубящим в охотничий рог.
— Государь, — сказал он королю, — вы напрасно с таким усердием предаетесь этому занятию: оно утомляет грудь и стоило жизни королю Карлу Девятому.
— Вы ошибаетесь, Бассомпьер, — промолвил Людовик, положив руку на плечо герцогу. — Он умер вовсе не от этого; дело в том, что, поссорившись с королевой Екатериной, своей матерью, и отправив ее в ссылку, он после этого согласился помириться с ней; если бы он не совершил этот неосторожный шаг, то остался бы жив.
И потому Мария Медичи, видя, что сын не приезжает к ней и не возвращает ее из изгнания, бежала из замка Блуа в ночь на 22 февраля 1619 года.
Спустя некоторое время г-н д’Аленкур, губернатор Лиона, узнав, что епископ Люсонский выехал переодетый из Авиньона, где он находился, и подозревая, что он намерен присоединиться к королеве-матери, приказал задержать его во Вьене, в Дофине. Но епископ Люсонский, к великому удивлению г-на д’Аленкура, вынул из кармана письмо короля, который приказывал губернаторам провинций не только предоставлять епископу свободный проход, но и помогать в случае надобности. Господин д’Аленкур не ошибся: Ришелье в самом деле намеревался присоединиться к королеве-матери; однако, вместо того чтобы быть агентом Марии Медичи, он, по всей вероятности, был агентом Людовика XIII.
Принцы, всегда готовые поднять мятеж против короля, намеревались присоединиться к королеве-матери. Бегство Марии Медичи сразу же приняло характер восстания, и это доказывало, что Людовик XIII не так уж ошибался, не доверяя ей. Король собрал армию.
Схватка у Ле-Пон-де-Се, о которой так весело рассказывает Бассомпьер и в которой король лично устремился в атаку во главе своей свиты, одним ударом положила конец войне; двухчасовая стычка, по словам Дюплесси-Морне, рассеяла партию недовольных, многочисленнее которой не было во Франции уже несколько веков.
Королева-мать изъявила покорность, а король признал, что все, сделанное ею, равно как и теми, кто примкнул к ней, послужило во благо ему и государству; затем они имели свидание.
— Сын мой, — промолвила королева-мать, увидев Людовика XIII, — вы сильно выросли с тех пор, как я вас не видела.
— Это чтобы услужить вам, сударыня, — ответил король.
С этими словами мать и сын обнялись, как это делают люди, не видевшиеся в течение двух лет и чрезвычайно обрадованные новой встречей.
Один лишь Бог ведал, сколько ненависти и желчи каждый из них сохранил в глубине сердца.
Позднее, когда г-н де Силлери отправился послом в Рим, ему было поручено просить у папы Григория XV, преемника Павла V, первую вакантную кардинальскую шапку для епископа Люсонского, дабы, говорилось в депеше, угодить королеве-матери, с которой король пребывает в таком добром согласии, что ему было бы приятно доставить ей удовольствие.
Вследствие этой просьбы Арман Жан Дюплесси получил 5 сентября 1622 года красную шапку и с этого времени принял титул и имя кардинала Ришелье.
И вот, когда прошло примерно три месяца после того, как он получил эту милость и, облеченный доверием короля, начал стяжать ту всемогущую власть, какая делала Людовика XIII столь малым, а его самого столь великим; когда король уже был в холодных отношениях с королевой, своей женой, из-за вольностей герцога Анжуйского и его насмешек, и в то самое время, когда здоровье его величества дало повод к серьезным опасениям, кардинал, явившись в покои королевы в тот час, когда придворные дамы уже покинули ее, велел доложить о себе, имея целью переговорить с ней, по его словам, о государственных делах.
Королева приняла его, оставив подле себя лишь старую испанскую горничную по имени донья Эстефания, последовавшую за ней из Мадрида и едва говорившую по-французски.