Людовик XIV и его век. Часть вторая - страница 11

Что же касается Юга Франции, где были рассеяны войска, служившие в последней кампании маршалу де Ла Мейре и герцогу д’Эпернону, то он еще не остыл от гражданской войны и, поскольку люди, втянутые в эту войну, в целом скорее выиграли, чем проиграли, готов был развязать ее снова.

Отметим, что в те времена военно-морского флота у Франции не было, и в этом отношении Испания, Англия и Голландия стояли намного выше нас.

Ну а теперь от обстановки в стране перейдем к людям.

Герцог Орлеанский продолжал играть роль недовольного, пребывая в своей обычной бездеятельности; чем больше он старел, тем больше усиливалось в нем самом убеждение в собственном бессилии, которое всегда мешало ему достичь поставленной цели. Он почти что поссорился с коадъютором, не помирившись при этом вполне с принцем де Конде; он не доверял Парламенту, который не доверял ему; он затеял два десятка различных переговоров, чтобы устроить брак мадемуазель де Монпансье с королем, но, когда к нему приходили по этому поводу, делал шаг назад, словно боялся этого союза. Лишь одно в нем выглядело искренним, по крайней мере тогда, — ненависть к кардиналу.

Принц де Конде, как мы уже говорили, уехал из Парижа в ночь накануне обнародования декларации о совершеннолетии короля Людовика XIV; он сразу же отправился в Три, где находился герцог де Лонгвиль, надеясь опять увлечь его в водоворот своей судьбы. Но герцог де Лонгвиль был стар, и тюремное заключение состарило его еще больше. И потому он отказался от чести, которую предложил ему шурин. Тогда принц развернулся и поехал в Эсон, чтобы взять с собой герцога де Ларошфуко и герцога Немурского, а потом на день остановился в Ожервиль-ла-Ривьере, чтобы дождаться письма от герцога Орлеанского, которое должно было прибыть туда, но так и не прибыло; затем он продолжил путь и доехал до Буржа, где его догнал советник Парламента, предложивший ему спокойно подождать в Гиени, его губернаторстве, пока не соберутся Генеральные штаты. Но для принца де Конде невыносимее всего было как раз спокойствие, так что он с презрением отверг это предложение, добрался до Монрона и, оставив принца де Конти и герцога Немурского в этом городе, вместе с Лене, своим советником, продолжил путь в Бордо.

Если уж Бордо взбунтовался по призыву принцессы де Конде и герцога Энгиенского, то есть женщины и беззащитного ребенка, то, как нетрудно понять, еще скорее он должен был сделать это по призыву принца де Конде, который явился к мятежникам, принеся с собой свою славу первого полководца на свете и ручательство в виде своих прошлых побед; и потому стоило ему прибыть в Бордо, как этот город стал центром мятежа. К принцу де Конде присоединилась принцесса де Конде с герцогом Энгиенским. Вслед за ней туда приехала г-жа де Лонгвиль, которая, как только ей стало ясно, что война готова вспыхнуть снова, вышла из монастыря, где она укрывалась. Граф Фуко дю Доньон, комендант Бруажа, державший в своих руках весь берег от Ла-Рошели до Руайяна, объявил себя сторонником принца. Старый маршал де Ла Форс и его друзья из Гиени прибыли предложить принцу свои услуги; герцог де Ришелье привел с собой новобранцев, набранных в Сентонже и Онисе; принц Тарантский, державший в своих руках Тайбур на Шаранте, прислал сказать, что он покорный слуга принца де Конде; наконец, ожидали прибытия графа де Маршена, того самого, которого королева только что назначила вице-королем Каталонии: он пообещал оставить свое вице-королевство и присоединиться к принцу де Конде со своими полками, переманив их на сторону мятежников.

Кроме того, Лене отправился в Мадрид, где он вел переговоры с испанским двором.

Так что положение принца де Конде в роли мятежника было как никогда выигрышным.

Кардинал Мазарини, ненависть к которому народа не ослабевала, все еще находился в Брюле. Именно там он получил изданные Парламентом, подписанные королем и подкрепленные подписью королевы указы, которые объявляли его изменником и лицом недееспособным, а заодно исключали в будущем всех иностранцев из участия в государственных делах; но, хотя он ответил на эти указы письмом, исполненным скорби и чувства собственного достоинства, на самом деле они его нисколько не беспокоили. Кардинал продолжал состоять в регулярной переписке с Анной Австрийской, в благорасположении которой он был по-прежнему уверен и которая уведомила его о возвращении коадъютора. Так что, несмотря на все эти постановления, как настоящие, так и будущие, он был готов вернуться во Францию, и небольшое войско, собранное с этой целью, ожидало лишь его приказа, чтобы выступить в поход. Это войско было сформировано в Льежском епископстве и на берегах Рейна; чтобы набрать его, Мазарини продал все, чем он владел.