Лютер - страница 20
Все эти образы снова и снова вставали у него перед глазами, наполняя сердце привычной тоской. Вот он, чуть живой, корчится от боли в придорожной пыли... Вот неподвижное тело друга, навсегда закрывшего глаза... А вот и вспышка молнии, пронизывающая душу предсмертным ужасом... Да, Бог трижды посылал ему знак. Доколе еще достанет Божьего терпения? Разве не успел он убедиться, что добродетель в миру недостижима? Долго ли еще вариться ему среди этих студентов, погрязших в пьянстве и разврате, пока он сам не сделается таким же, как они? И потом, разве у него есть выбор? Он дал обет, он сам связал себя словом, обращенным к Небесам. Гораздо позже эпизод с молнией на дороге обрастет ореолом таинственности, без которого не обходится ни одна легенда. Крот Рубеан напишет даже, что в судьбе Лютера эта дорога сыграла такую же роль, как в судьбе Павла путь в Дамаск. Впрочем, это сравнение не отличается оригинальностью. Им охотно пользовался преподаватель богословия монастыря, в который поступил Лютер, с удовольствием рассказывавший об этом случае каждому, кто изъявлял желание его слушать.
Итак, следовало выбрать монашеский орден, и Мартин отдал предпочтение августинцам. Именно к ним поступили двое из его наставников — Юзинген и Геккер. Сейчас же начались неприятности. Отец прислал ему гневное письмо, в котором категорически осуждал его решение, друзья в один голос отговаривали от задуманного. Позже, вспоминая об обстоятельствах своего вступления в монастырь, Лютер признавался: «Я раскаивался [в том, что дал обет], однако отступать не собирался». 16 июля он устроил для самых близких друзей прощальный ужин. Молодые люди болтали и пели песни, однако веселья никто не испытывал. На следующее утро Мартин явился в монастырь августинцев. Кольцо свое он вернул университету. Наиболее настырные из друзей предприняли последнюю попытку — явились к настоятелю с требованием выпустить Мартина обратно. Стоит ли говорить, что их демарш завершился ничем? Папаша Лютер разразился в адрес неблагодарного отпрыска еще одним, полным упреков, письмом, из которого явствовало, что сын своим поступком разбил ему сердце. С того самого дня, когда Мартин получил степень магистра, отец обращался к нему на «вы». Теперь, отбросив церемонии, он снова говорил ему «ты».
Первые несколько дней он провел в тиши кельи, ни с кем не общаясь. Затем пришел черед свершения обряда пострига. Приор облачил его в белую рясу и наплечную накидку с капюшоном и прочитал над ним такую молитву: «Господи Иисусе Христе, учитель наш и сила наша! Смиренно молим Тебя избавить от плотских искусов и земных пороков раба Твоего, ради святости небесной отлучить его от жизни остальных людей и через святое раскаяние осенить его благодатью во имя жизни вечной».
Потекли дни первого года послушничества, в течение которого ему под руководством особого наставника предстояло приобщиться к «уставу и порядкам, к богослужению и пению, к обычаям, обрядам и прочим правилам жизни ордена», принятым еще в 1290 году, закрепленным Генеральным капитулом Регенсбурга (Бавария) и все еще остававшимся в силе. Кроме того, наставник обучал новичка основам духовной жизни. Согласно тому же уставу, ему следовало полюбить тишину кельи, отрешиться от всего мирского и усвоить некоторые каждодневные обязанности. В их число входило и чтение Священного Писания, предаваться которому надлежало «в тишине и покое». На последнем требовании особенно настаивал особый устав, составленный для монахов Германии старшим викарием Иоганном Штаупицем и призывавший сынов св. Августина «читать Библию с усердием, слушать ее с любовью и изучать со рвением».
Это уточнение чрезвычайно важно, потому что впоследствии, уже отделившись от Церкви, Лютер пытался «протолкнуть» идею, будто в монашеских орденах вовсе не читали Библию, пока он, Лютер, не «открыл» ее заново. «По вступлении в монастырь, — заявлял он, — я первым делом потребовал Библию». Возможно (хотя и не обязательно), он просто опередил своего наставника, который и так дал бы ему книгу; впрочем, как он сам добавлял, ему сейчас же вручили экземпляр Библии в красном кожаном переплете. Следовательно, в распоряжении монастыря Библия имелась. Если же у монахов возникали трудности с получением «на руки» одного из немногочисленных изданий Священной книги, то связаны они были вовсе не с недостатком интереса или благоговения к ней, а скорее всего с тем, что книгопечатание в это время делало лишь первые шаги, и практически любая книга, особенно такая объемистая, как Библия, представляла собой немалую ценность.