Мадемуазель Виктория - страница 31
Умолкают перегретые моторы автобусов, распахиваются дверцы. Ребята вытаскивают в проход чемоданы…
Вдруг из-под крыши отеля раздается гулкий рев, и тотчас сирена срывается на пронзительный визг.
- Все в укрытие! Воздушная тревога! Все в укрытие!
Вожатые хватают детей под мышки, передают в дверь родителям. Воздух дрожит от воя сирены. Разбегаются прохожие. С перекрестка бегут полицейские, указывают на небо, машут руками: скорее!
Светкина мама врывается в автобус, заталкивая обратно детей, запинаясь о сумки и чемоданы.
- Доченька моя! Пустите! Доченька! - Она хватает Светку и рвется назад. Кто-то падает в дверях, на него валятся остальные. Мама-Лисицына, работая локтями, продирается вперед, как танк. Светка плачет от стыда и страха, вырывает руки.
Над улицей с грохотом, заглушая сирену, проносятся самолеты. Из глубины дворов бьют зенитные пулеметы. В голос рыдают «Подснежники». Кто-то роняет Викин чемодан, оттуда вываливается смехунчик и закатывается злорадным смехом.
Полицейские прикладами автоматов бьют стекла. Вика карабкается через окно, прыгает в протянутые руки, и полицейский бежит с ней под бетонный козырек отеля. Автомат больно колотит Вику по ногам. На белом шлеме полицейского от ее ладоней остаются красные пятна.
Опустела улица, автобусы скалятся разбитыми стеклами, звенит воздух от визга сирены, грохота самолетов и стука зениток. Заливается смехунчик в покинутом автобусе…
Кончился налет. Разом смолкают пулеметы и сирена. В уши бьет оглушительная тишина.
- Слава богу, все живы, все живы! - Мама плачет и целует Вику в нос и щеки. - Все живы!
Они поднимаются на восьмой этаж. В номере голо, даже посуды на кухне нет - все упаковано. Сумки и узлы лежат у дверей.
Мама вытирает слезы, достает из сумки йод, бинтует Викины ладошки, рассказывает:
- Я думала - отвоевалась, на всю жизнь хватит… Второго июня англичане, американцы, французы отозвали своих и вывезли в Грецию. За ними - другие… Одни мы остались. Третьего - приказ посла: никаких сборов, чемоданы распаковать. Сидим, как на бочке с порохом. Что-то неладно кругом. Кто войну пережил, тот задолго чует неладное…
Утром пятого папа ушел на работу. Только дверь за ним закрылась - грохот, сирены. Слуги не пришли, я бы уж и им была рада. Лотом крики на улице, арабы толпами идут, кричат, а что кричат - не пойму… Мухаммед прибегает, глаза огнем горят: «Мадам! Мадам! Исраэль! Война!» - и только что не пляшет от радости. А я как это проклятое слово услышала, так у меня и ноги подогнулись, «Мухаммед, говорю, война - квайс!» - «Мадам! Мы победим! Исраэль!» - и лупит кулаками воздух. И убежал…
Летит Настькина мама, в слезах: что делать? В колонии никого из мужчин нет, под дверями толпа арабов. В это время отец звонит: в окна не выглядывайте, спрячьтесь в дальнюю комнату и дверь подоприте - под шумок всякие мусульманские братья выползли на свет божий. Лисицына в истерике. Что творится? Чего ждать? Куда бежать?
Приезжает переводчик с первого этажа который в собачьем кафе обедал: Александрию бомбили. Тут у меня сердце упало… Под вечер приходит отец: собирай вещи. Нищему собраться - только подпоясаться. Переехали в Докки, к посольству поближе. Той же ночью всех беременных женщин и грудных детей наши самолеты забрали. Остальным - сидеть на чемоданах.
Выступает по радио Насер: говорит, что особое значение имеет поддержка Советского Союза, просит арабов предупреждать провокации против нас.
Москва постоянно запрашивает - все ли наши в безопасности? Посол каждый час звонит в Александрию. Там нефтехрани-лище разбомбили возле нашего торгпредства. Зеленая дорога обстреливается.
Отец - к послу: дайте охрану и автобусы, я привезу детей. Посол звонит Насеру. Тот отвечает: лагерь охраняется, бульдозеры расчищают военную дорогу через пустыню.
Голова кругом идет… Как же Сашка с Сережкой? Они же слышали, что война началась. Мы-то знаем, что с ними дома ничего не случится, а они, наверное, все уши прослушали, не скажут ли чего о нас… Вечером ловим Москву: Советское правительство начало эвакуацию своих граждан из Египта. Слава богу, Сережка с Сашкой успокоились.