Маэстро и другие - страница 10

– Согласен, финал и, правда, смешной. Но первый акт не очень-то весёлый, а? Или нет?

– Почему? Тоже весёлый!

– А второй?

– И второй тоже.

– В таком случае, черт побери, если два акта заставляют смеяться, и лишь третий – слегка всплакнуть, в целом этот спектакль очень весёлый! Или нет?

– Весёлый… но женщины… вы же знаете, какие они, – сказал Нуволари, понятия не имея, что сказать ещё и не рискуя ляпнуть что-то невпопад.

«Киберон» – известил о приближении к цели дорожный знак. Ещё несколько километров – и огромный синий лимузин, подарок Фиата Театру, окажется у въезда в обширный парк клиники Луизона Бобе.

Маэстро начал мысленно настраиваться на предстоящее. Неделя отдыха и курс очистки организма от токсинов с помощью специально подобранных водорослей приведут его в форму к началу нового театрального сезона, и он будет полон сил для возобновления напряжённых репетиций новых фрагментов «Фауста».

Этим вечером, сразу же после визита врача, он поужинает в роскошном павильоне на дамбе, над морем, за столиком, навсегда закреплённым за ним. На столике хрусталь, серебро. Издалека будет доноситься шум моря и будут мерцать огни разбросанных вдоль берега многочисленных деревушек, знаменитых своими устрицами и рыбой, где Нуволари сможет обжираться как свинья, с типичным пролетарским безразличием к деликатесам, за счёт театра и, следовательно, налогоплательщиков.

Что до него, то ему из монастыря доставят протёртый до абсолютной прозрачности potage de légumes7и – основной элемент диеты – нечто вроде зеленоватой, волокнистой, влажной, холодной, желеобразной поленты с запахом подопревшего мускуса и разложившейся медузы. Её ему предстоит поглощать в течение всей ночи и следующего утра, пока не подоспеет новое обеденное меню.

А в этот самый момент, за тысячу пятьсот километров от Киберона, в миланской остерии «Пулиро ди Лакьярелл» пышущие здоровьем технические сотрудники Театра праздновали создание Группы драматического искусства «Пикколи дель Пикколо»8. Фирменные закуски, три первых блюда, тележка ассорти вареностей-копченостей, перец, запечённый с луком и помидорами, жареная картошка, овощной салат, тирамису и свежие фрукты. Любезно званная Старая Синьора Нинки холодно отвергла приглашение, однако послала туда в качестве представителя дирекции свою правую руку – Сюзанну Понкья, поручив ей внимательно слушать все, что можно будет позже передать Маэстро.

– Сюзанна?.. Перезвони мне!

Маэстро положил трубку и стал ждать звонка из Милана. Небольшая банальная уловка из соображений экономии, которой теперь он мог бы позволить себе не заморачиваться, но которой продолжал пользоваться скорее по инерции, чем из скупости.

Сюзанна перезвонила.

– Ну и?.. – спросил Маэстро.

Очевидно, Сюзанна спросила: «Вы о чем, сенатор?» или что-то в этом роде, потому что Маэстро ответил с лёгким раздражением:

– Как всё прошло? Я имею в виду эту, мать их… сходку! Нинки сказала мне, что послала туда тебя. Это так или нет?.. Тогда, чёрт тебя побери, почему ты мне до сих пор не позвонила?

– Я… мне в голову не пришло, сенатор, что вас это так интересует! – воскликнула, стоя у телефона в Милане, Сюзанна.

– Разумеется, мне интересно, дура ты набитая! Проснись, Сюзанна! Как, по-твоему, это может меня не интересовать, когда четвёркой мерзавцев овладела похоть лицедейства! Кого, как не меня, больше всего заботит доброе имя моего Театра! Поэтому мне не просто интересно, мне суперважно знать, что творится за моей спиной! Потому что, если что, это мне придётся разгребать те кучи дерьма, которые на нас повалятся… Что ты молчишь? Ты начнёшь, наконец, говорить или нет? Можешь сказать мне, какую ещё хренотень они там замутили?!..

По ходу доклада Сюзанны все нюансы этого доклада один за другим отражались на физиономии Маэстро. «Сходка» открылась сообщением Марии Д’Априле о встрече с шефом. Мария сказала, что Маэстро встретил их задумку с большим удовлетворением, даже поздравил, назвав молодцами, потому что вместо того, чтобы только и думать о еде и развлечениях, люди решили посвятить своё свободное время искусству и т. д. и т. п. Не давая слова Паницце, который собирался что-то возразить, Мария добавила, что Маэстро, как им почудилось, несколько встревожился, скорее всего, тем, что они могут показать себя не с лучшей стороны. Точку хотел поставить Дольяни, сказав, что Маэстро в результате благословил их. Однако упрямый как мул Паницца всё-таки вставил своё, прорычав, что у Маэстро не было ни права, ни власти сказать им «нет», потому что речь идёт о трудящихся, которые в своё свободное время могут делать всё, что придёт им в башку, не спрашивая ничьего дозволения. После чего раздались аплодисменты в адрес Маэстро, и все принялись есть.