– Вот как! И с чем же они собираются на неё выйти? Кто будет ставить? Кто оформит сцену? Кто что будет играть? Что за пьеса? Театр, чёрт побери, – дело серьёзное!.. Они не называли пьесу?
– Ну… так… походя…
– И это всё, что ты можешь мне сказать? Ты вообще собираешься рассказывать или мне надо вернуться в Милан и клещами вытаскивать из тебя по словечку?
– Я… – Сюзанна в Милане сделала вид, что замешкалась. – У меня не хватает храбрости сказать вам это…
– Что? Это так ужасно? – спросил Маэстро в Кибероне.
– Как сказать…
– Они ставят «Отверженных» Гюго?
– Нет-нет!..
– «Грозу» Островского? Или брехтовскую «Мамашу Кураж»?
– Если бы что-то из этого – бог в помощь!
– Не угадал. Что-то ещё ужаснее? – подпустил ехидства Маэстро.
В его тоне Сюзанна уловила перелом в настроении в лучшую сторону и заранее предвкушала тот неописуемый момент, когда тайна откроется.
Она ловко оттягивала этот момент, потворствуя нарастанию в Маэстро состояния восторга, в которое он упоённо бросался, очертя голову, всякий раз, когда угроза опасности или даже лёгкая неприятность исчезали с его горизонта. Это было своеобразным садо-мазохистским петтингом, связывающим хозяина и рабыню невидимыми узами сообщничеств, независимо от различия их ролей. Обмен репликами, настойчивыми с одной стороны и уклоняющимися, с другой, взаимное притворство с одной-единственной целью: рассеять без следа дурное настроение Маэстро, вознести его победителем на вершину пирамиды из черепов поверженных врагов, опьянить сладостью собственного триумфа и унижения других… и вот тогда, только тогда, бросить ему это абсурдное, гротесковое название, распахнуть перед ним несуществующую дверь и дать выход животному хохоту, сопровождающему космическую вакханалию, когда кажется, что человек навсегда покинул свою телесную оболочку.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО "Литрес".