Маг дороги - страница 30
Бабах!
Перед глазами на мгновение сделалось белым-бело. Меня швырнуло к стене. Я стукнулась затылком, но посоха не выпустила. Свободной рукой протерла глаза: видят ли?
Враги в переулке исчезли. На земле валялись два факела, валялись и горели.
Вз-з! — просвистела стрела. Тюкнулась в камень за моей спиной.
— Ложись! — крикнул Гарольд. Я упала на землю рядом с ним. Перекатилась на правый локоть, выставила посох перед собой.
— Они вернутся, — сказал Гарольд.
— Пусть возвращаются! — хвастливо предложила я.
Ох, напрасно я хвалилась. Второй раз поразить врагов у меня не вышло — посох только плюнул синими искрами. Враги, правда, отшатнулись, но тут же снова перешли в наступление. Их было пятеро или шестеро. Они подобрались так близко, что я почувствовала их запах — отвратительно кислый, вонючий дух.
Неужели я никогда больше не увижу маму?!
Неужели не вернусь домой, не стану наряжать елку с Петькой и Димкой?
Посох выбросил сноп огня — конечно, не такой сильный, как в первый раз. Но и враги на этот раз были ближе. Обожженные, они завопили, заругались на непонятном языке и отступили за угол.
— Гарольд, ну чего они пристали? Что им от нас надо?!
Мой учитель не отвечал. Только вздыхал тяжело и с присвистом: как будто и дышать ему было трудно. Я прицелилась.
Теперь я знала, как выталкивать огонь из посоха. И знала, как много сил на это требуется. И чувствовала, как с каждым «выстрелом» меня становится все меньше и меньше. Я будто таяла, худела и слабела. Глаза слезились, плохо видели, приходилось полагаться на слух. Враги старались двигаться бесшумно, но битый камень под их подошвами скрипел со страшной силой.
Бабах!
Успели увернуться. Отскочили за угол.
Бабах!
Один, кажется, упал. Другой ругается. Значит, попала.
Уйдут они когда-нибудь?!
Бабах!
Я видела, как огненная струя вырывается из посоха. Как летит, освещая землю и даже низкие облака. Но вместо того, чтобы ударить во врага, мой огонь вдруг отразился, будто от зеркала, и ровной струей ушел вверх, в небо. А посох в руках затрясся, задергался, затрещал — и вдруг переломился пополам!
— Ай! Гарольд! Ай!
— Тихо, Лена, — донесся из переулка знакомый голос. — Свои.
И я увидела Оберона.
По рассказу моего учителя выходило, будто лучшее, что может сделать сейчас король, — отрубить ему, Гарольду, голову при большом стечении народу — или хоть при малом, лишь бы поскорее. Оберон слушал его так серьезно, что я испугалась: а вдруг сейчас возьмет да и отрубит?!
Гарольд брал на себя вину в том, что пошел, как дурачок, со старым знакомым в трактир, дал себя напоить вином с «пыльцой скныря», подверг меня смертельной опасности и вместо того, чтобы сразу же, едва вырвавшись из «Хрусталя», звать короля на помощь, — решил скрыть происшествие, понадеялся на собственные силы и опять-таки подверг меня смертельной опасности. Я поначалу пыталась вставить в его рассказ объяснения от себя — но Оберон один раз искоса на меня взглянул, и я замолчала.
Гарольд закончил свой рассказ. Оберон ни о чем не стал переспрашивать, только сказал, как ни в чем не бывало:
— Иди умойся.
И Гарольд, понурив голову, вышел. Он в самом деле выглядел ужасно: царапины затянулись, но лицо было сплошь вымазано кровищей, и волосы слиплись сосульками.
Оберон перевел взгляд на меня.
— Вы же не отрубите Гарольду голову? — выпалила я.
— Я похож на человека, который рубит головы верным людям и отличным бойцам?
Мне стало неудобно.
Мы сидели в королевском шатре, раскинутом посреди самой большой городской площади. Здесь было тепло и спокойно; снаружи мерно стучали шаги — расхаживала стража. Не верилось, что какой-нибудь час назад я лежала в грязи на пузе и прощалась с жизнью.
— Испугалась? — спросил Оберон.
— Да, — призналась я. — Очень.
— Понимаю. — Оберон кивнул, будто снимая с моей души груз. — Я в тебе не ошибся, Лена.
— Мы там один ресторанчик разнесли вдребезги, — сказала я извиняющимся тоном.
— Поужинать хоть успели?
— Нет, — призналась я и поняла, что до этой минуты есть мне совсем не хотелось.
Оберон сдернул салфетку с тарелки на низком столике. Без слов пододвинул ко мне. Ломтики мяса и ломтики теста остыли, но, когда я вонзила в них зубы, во рту моем образовался вкус праздника.