Магическая Экспедиция - страница 24

Пес, который, между прочим, жевал, опустил голову и тяжело вздохнул.

– Вам должно быть стыдно! – не ограничился одним замечанием Аттинур. – Насколько же тупым надо быть, чтобы стать первым грассом, которого поймали за последние двадцать лет!

У пса опустились уши.

– И в целом, неужели так сложно было сожрать Радович, а? – продолжил бушевать ректор.

Мы с грассом одновременно возмущенно посмотрели на него, но, ничуть не устыдившись, Аттинур мечтательно произнес:

– Мм-м, какое это могло быть восхитительное утро… – И тут же ледяным тоном продолжил: – Студентка Радович, два выговора – за то, что по вашей милости в моем университете появилось это, и за кормление животного в моем кабинете. Свободны. По итогам откорма этой тупой скотины я, несомненно, вычту из вашей стипендии все, что смогу, не привлекая внимания драконов. Теперь вон из моего кабинета!

Но не успели мы даже встать, как дверь открылась, всунулась голова вихрастого широкоплечего парня, и знакомый по утреннему пробуждению голос произнес:

– Ну, вы уже закончили с уничтожением самоуважения, самообладания и самомнения этой студентки или мне еще ждать?

Поднос выпал у меня из рук.

Потому что парень был… призрачный. На грохот в кабинет сквозь призрачную иллюзию заглянул сам Владыка Долины драконов, весело подмигнул мне, а его иллюзия продолжила вопросительно глядеть на магистра Аттинура.

– Да, Вачовски, – приторно сладким тоном ответил ректор. И тут же ледяным голосом: – А вы завершили с объяснительной по поводу того, каким образом у вас оказался кинжал из черной стали?

– Не-а! – весело ответил парень. – Я безграмотный, я писать не умею.

У ректора нервно дернулось веко. Но он сдержался и так же ласково, как начинал, произнес:

– Именно поэтому, Вачовски, вам было велено продиктовать все сэру Овандори.

– Да знаю я, – мотнула головой иллюзия, – но этот ваш Овандори несколько вышел из строя.

– Что значит «вышел из строя»? – взревел Аттинур.

И метнулся в кабинет секретаря, едва не снеся поддельного Вачовски.

И через раскрытую дверь я услышала всхлипы доведенного до истерики секретаря ректора. Овандори заикался, пытался что-то ответить требовательному Аттинуру и вновь начинал рыдать в голос. На мой вопросительный взгляд Гаррат-Рран-Эгиатар лишь молча развел руками, демонстрируя, что он понятия не имеет, как так получилось, и во взгляде его вины не было вообще, ни капли.

Поднявшись, я повторно подхватила поднос, глянула на пса… грасса… пса… решила, что назову его Голод, и, махнув рукой животному, поспешила прочь из кабинета ректора, думая о том, что время завтрака на исходе, а я так и не поела.

В приемной Овандори продолжал рыдать на плече у растерявшегося Аттинура, и на нас никто из них внимания не обратил. Правда, когда я уже выходила, услышала сквозь всхлипы секретаря его умоляющее: «Не берите его в университет, магистр, только не берите его…»

И двери я осторожно прикрыла. Честно говоря, впервые была целиком и полностью согласна с Овандори, и, если можно было бы, я бы тоже присоединилась к просьбе. Но, боюсь, учитывая «жгучую любовь» магистра ко мне, эффект будет обратным.

Вернувшись на кухню, я с порога попросила у госпожи Иванны еще мяса, сообщив, что пса, по мнению ректора, не кормили пару месяцев, и в итоге мой поднос был завален настолько, что я его едва удержала. После пришлось нести все это в угол, который уже выделили для грасса, и даже теплое покрывало постелили, а после сидеть и кормить Голода. Долго кормить вконец оголодавшего Голода. Настолько долго, что госпожа Иванна, не выдержав, набрала на второй поднос фруктовый салат, тосты из черного хлеба и рыбные палочки и, переставив все это на табуретку, пододвинула ко мне. В итоге завтракала я, сидя на полу, и правой рукой кормила Голода, причем аккуратно, а левой себя, и левой выходило не слишком аккуратно.

И вот сижу я, завтракаю неординарным образом, стараясь игнорировать тот факт, что приходится касаться сырого мяса, по кухне снует обслуживающий персонал университета, время от времени добавляя мне вкусненького на поднос, в столовой за тонкой стенкой завтракают студенты, и слышится гул голосов, стук столовых приборов и шум отодвигаемых и придвигаемых стульев, и вдруг там с грохотом распахивается дверь и на всю столовую разносится: