Магистр Ян - страница 10
— Я знаю, что нам следовало бы… — засмеялся Мартин. — Отобрать у них мошны. Тогда они ни за что не выживут: в мошну поп прячет свое сердце.
Плотник тесал, уже не скрывая гнева. Суровые слова срывались с его губ в такт ударам топора:
— Золото и грехи… как язва… поразили попов… Оставляя их… без наказания… мы сами грешим.
Мартин понял, что Йира сел на своего конька. Когда он сердится и бранится, ему становится легче. Но молодость звала Мартина вниз. Там, у лесов, его ждала Йоганка, там — ее глаза, ее губы, ее улыбка.
— Верно, Йира!.. — сказал Мартин, весело прощаясь с плотником. — Ты настоящий ученик магистра Яна. Итак, до завтра, до встречи в Вифлееме!
Он спускался вниз, а над его головой равномерно стучал топор.
В трактире «У колокола», на Староместской площади, служанки мыли и украшали окна. Взобравшись на табуретки и скамейки, девушки привязывали к рамам березовые и осиновые ветки. Выше всех стояла Йоганка. Держа в руках зеленые ветки, она погрузила лицо в шелковистую листву. Вдохнув ее сладкий аромат, девушка прикрепила ветки над окном. Йоганка закрыла глаза, и ей почудилось, что она в редком, светлом лесу. Весенний ветер качает стройные стволы молодых берез, шуршит листьями и играет веселыми солнечными пятнами. Йоганка запела:
И песне, и любви нет никакого дела до суеты вокруг. Подруги подхватили песню. Трое бродячих музыкантов, услышав пение, остановились и начали подыгрывать девушкам. Вслед за музыкантами к дому подошли парни. Они отвлекли от работы служанок. Держась за плечи, парни встали в круг и под певучую мелодию волынок и барабана начали двигаться то влево, то вправо.
— Идем с нами, Йоганка!
Йоганка взглянула через плечо на танцующих и улыбнулась:
— Значит, ты будешь плясать со мной! — И сильные руки подхватили Йоганку.
— Мартин!
Глаза девушки заблестели. На ее плечо легла рука возлюбленного. Они присоединились к хороводу и закружились вместе со всеми.
— Йоганка!..
Над головами прохожих зазвонили колокола, — в храме окончилась послеобеденная месса, и из него начали выходить молящиеся.
Монах сразу же кинулся к ним, — ему казалось, что они лучше поймут его:
— Милые братья! Слово господне открыло ваши сердца! А теперь — вы сами откройте кошельки. Докажите, что для вас, добрых христиан, спасение души превыше всех мирских благ!
Впереди торжественно шествовал высокий и статный шляхтич. Пурпур, золото и меха свидетельствовали о его богатстве. С холодным равнодушием он смотрел куда-то вперед, не обращая никакого внимания на толпу. Слева от шляхтича шла его супруга в модном бургундском корноуте.[8] От острой верхушки шляпы до земли опускалась тонкая белая вуаль. За ними двигались два роскошно одетых пажа с двумя борзыми на позолоченных цепочках. Повинуясь небрежному кивку вельможи, один из пажей положил на стол маленький мешочек. Толстый монах тотчас же оживился. Высыпав перед собой содержимое мешочка, он быстро пересчитал монеты. Монах с лошадиной головой начал торопливо загребать монеты из-под руки толстяка и ссыпать их в сундук через отверстие в крышке.
— Отпущение грехов на двести дней! На двести дней! — громко кричал монах, обращаясь к толпе, стоявшей у ступенек. — Взгляните на смиренного христианина, отвергшего суетное богатство!
Другой шляхтич, проходивший мимо продавца индульгенций, язвительно ухмыльнулся и сказал своему товарищу:
— Однако святая церковь весьма неравнодушна к нашему суетному богатству. — Он бросил золотую монету к самому носу торговца индульгенциями. — У нее теперь больше деревень и усадеб, чем у нас.
Когда монах выписал святые индульгенции, паж взял их и поспешил за своим господином. Зеваки, столпившиеся у паперти, расступились перед свитой с носилками и оседланным конем. Шляхтянка скрылась за дверками носилок, а «смиренный христианин» вскочил на гнедого коня и бесцеремонно въехал в толпу. Давя друг друга, люди в страхе пятились от конской морды.
Возле монахов остановилось трое богатых горожан — староместский бургомистр и его советники Штумпфнагель и Ганфштенгель. Обрюзгший Штумпфнагель с пренебрежением взглянул на монаха и, вытянув толстый указательный палец с большим перстнем в сторону вельможи, буркнул: