Магистральный канал - страница 37

На печи вдруг стало нестерпимо жарко, словно на раскаленном противне. Страшная духота сжала горло, затрудняла дыхание. В эту минуту он вспомнил о чердаке над коровником, где не один раз спасался от опасности. Весь потный, соскочил Мечик с раскаленной печи и помчался на ферму.

Возле коровника никого не было. В раскрытых настежь дверях легкий ветерок играл с сухими соломинками. Шумное стадо коров не вернется сюда до позднего вечера. Мечик взглянул на широкий помост, по которому осенью возили на чердак сено. Двери туда тоже были открыты. Мечик оглянулся и пулей влетел на чердак. Пробежал в самый дальний угол, где лежал ворох прошлогоднего сена, и быстро зарылся в него. Наружу выглядывала лишь голова с перепуганными глазами. В сумраке глаза его то беспокойно шныряли по переплету тяжелых стропил крыши, то вдруг настораживались.

Если бы не этот черствый, весь пропитанный железом и угольной пылью Устин, никто бы и не догадался заподозрить Мечика в каком-то мошенничестве! Конечно, Мечик еще постарается ему отомстить. Теперь у него было два заклятых врага: Чижик и Устин. Тупые и безжалостные в своих поступках, они не понимали прекрасной души Мечика. В самое интересное время, когда вокруг происходили невиданные события, эти два человека выбили его из жизненной колеи, превратили в отщепенца. Ведь теперь ему страшно посмотреть в глаза своим товарищам, язык не повернется чистосердечно с ними поговорить. Никто не поверит ему! До самого своего последнего дня придется носить этот позор.

Где-то далеко, за темной железной крышей, вдруг загудел мотор. Мечик прислушался. Мотор то гудел, то снова затихал, как будто проваливался куда-то сквозь землю. Так всегда бывает в ветреный день. Потом звуки усилились, и мотор уже не стихал долгое время. Начав свою громовую песню где-то далеко и ниже застрехи, он с каждой минутой взбирался все выше и выше, пока не промчался ураганом над коровником. Это, наверно, летел почтовый самолет, который возвращался из Мозыря в Минск.

Там, возле кузницы, стоят хлопцы. Они весело машут руками краснозвездной птице, отважному летчику. Они оживленно болтают… А он, Мечик, сидит вот здесь на чердаке и глотает прошлогоднюю пыль. И все из-за этого черномазого «профиля»! Он тоже, верно, машет вместе со всеми, не думая о том, какую болезненную рану нанес чувствительному сердцу Мечика! Ранил навсегда, навеки!

Что ж, пускай себе. Мечик тоже запомнит это. Он вот окончит десятилетку, пойдет учиться на летчика. Станет управлять бомбардировщиком. Выйдет тогда этот бездушный кузнец на улицу, услышав в небе гул моторов, разинет рот, а Мечик ему с неба — жиж-взи-трах — бомбой. И от него ни железной, ни угольной пыли не останется. И Чижику, пролазе, тоже не миновать своей кары!

Мысли молниями проносились в голове Мечика. Он до того выбился из сил, что и не заметил, как уронил голову на сено. Темная, вялая усталость охватила все его существо.

Проснулся он от какого-то громкого сопения и тяжелых вздохов. Где-то под ним, словно под полом, все было наполнено протяжными и громкими вздохами, фырканьем и жеванием. Казалось, под пол забрался огромный страшный зверь, который вот-вот разнесет все это ненадежное пристанище Мечика. Только вскочив на ноги и стукнувшись головой о гулкую железную крышу, Мечик наконец вспомнил, что он не дома, а на чердаке коровника. И слышатся ему снизу обыкновенные сопение и жвачка вернувшихся с пастбища коров. Ни один светлый луч не проникал сюда ни через щели, ни через огромный проем раскрытых дверей. Была уже поздняя ночь.

Вдруг Мечик услышал где-то неподалеку от себя шумное позевывание и тихую человеческую брань. Потом кто-то так повернулся, что затрещали доски потолка. Вскоре донеслось чирканье спичек, и он увидел короткие вспышки огня. Мечик вскочил на ноги.

Вот загорелась спичка. И свет этого дрожащего пламени выхватил из темноты заспанное человеческое лицо, чуть прикрытое черной бархатной кепкой. Мечик весь содрогнулся и снова нырнул в сено.

Человек, который лежал на боку и прикуривал папиросу, — был Демка Чижик!

Мечик закрыл глаза и еще глубже зарылся в сено. Ему было страшно шевельнуться, чтобы не выдать себя злопамятному Чижику. Никто не увидит, никто не услышит, как сдавит он горло Мечика своими здоровенными ручищами. Мечику вдруг показалось, что у него страшно заболела шея, ему стало трудно дышать, как будто не хватало воздуха. Он широко раскрыл глаза и вдруг заорал не своим голосом. В следующее мгновение он уже ничего, кроме угрожающего огня, не видел. Огонь медленно и неотвратимо расползался шагах в трех от неподвижно лежащего Демки Чижика. Сухое сено трещало, словно порох. Закачались, запрыгали в кровавом отблеске пожара затянутые паутиной и пылью стропила, весь огромный переплет крыши. Вот-вот пламя доползет до вороха сена, где так часто находил себе приют Мечик, доползет и охватит пламенем смолистый решетник… Запылают, затрещат в огне доски потолка… Дико, по-звериному заревут коровы и начнут биться о крепкие, словно каменные, стены хлева, ломая себе рога, сбивая с ног людей, которые будут пытаться выгнать их в темный проем дверей, в черную ночь.