Магистральный канал - страница 40

— Мечик!.. Сыночек, горюшко ты мое горькое. Ну, отзовись. Ну, лихо их возьми, пчел этих! Если мы напишем отцу, он только посмеется над нами, что мы из-за пчел такую кашу заварили. Самое лучшее, что ты вернулся. Я ведь все думала-думала, отчаялась, изнемогла вся, разыскивая тебя. Я и на реку, и в поле. Страшные мысли в голову лезут… Ну, почему ты такой, никогда не скажешь, куда идешь? Все мое сердце изболелось за этот вечер…

Она гладила его волосы, чистый упрямый лоб. Великая материнская любовь и тревога слышались в ее голосе.

И Мечик не выдержал. Прижимаясь мгновенно измокшим от слез лицом к материнской груди, он закричал:

— Не буду больше… так делать… Никогда…

— И на аистово гнездо не полезешь?

— Не-ет.

— И на чердаке коровника прятаться не станешь?

— Никогда.

— И врать перестанешь?

— Ага.

Она поцеловала его в горячий лоб, осторожно посадила на кровать и, успокоенная обещаниями, пошла в сени за молоком. В эту минуту она и не подозревала, что кроме аистова гнезда, кроме таинственных недр чердака на свете есть еще много других заманчивых мест и дел, каких жаждала изведать, испытать неугомонная душа Мечика. А страшная клятва, которую дал Мечик в минуту полного очищения от грехов, касалась только того, что было хорошо известно и потому уже не представляло для него никакого интереса.

Весь следующий день Мечик был самым примерным мальчиком, самым послушным сыном. Покуда мать ходила на ферму доить коров, он успел начистить картошки, принести дров. Потом побежал в сад, чтобы посмотреть, что натворила там вчера свинья.

Рамочник еще лежал, отброшенный метра на три от яблони. Тут же валялась перевернутая крышка улья, янтарные куски сотов. Пчелы уже не звенели над головой Мечика, ни одна из них не подлетала к своему разрушенному гнезду…

Старательно возделанные и ухоженные гряды с луком тоже сильно пострадали. Проклятая свинья истоптала и изрыла их вдоль и поперек, выворотила своими дубовыми ногами луковицы с густыми белыми корешками и упругими зелеными перьями..

Вскоре в руках Мечика оказалась лопата, и он принялся за работу. Отшвырнув в сторону разный лом, который мать набросала возле пролома, он стал засыпать дыру землей и камнями. А чтобы свинья снова не разрыла это место, он набросал и присыпал землей концы колючей проволоки. Теперь, как он думал, стена стала дьявольски неприступной, в сравнении с ней сделанный матерью ремонт ограды казался детской забавой. Мечик уже хотел идти домой, как вдруг что-то со свистом пронеслось мимо него и упало возле ног.

Мечик быстро обернулся.

Никого нигде не было.

Он нагнулся и поднял завернутый в чистую бумагу и перевязанный черной ниткой комок. Когда он развернул его, из бумаги выпал небольшой камень. Сама бумажка оказалась исписанной частыми неровными буквами:

«Слушай ты, сушеная жаба!

Скоро должна приехать милиция. Ты признаешься, что курил на чердаке, забыл потушить спичку, вот сено и загорелось. Тебя по малолетству твоему не посадят и не засудят. Посмеются только, покричат только на тебя. Ты еще скажешь, что, увидев огонь, к тебе на чердак прибежал Демьян Чижик. И что он потушил пожар. А коли ты на сегодняшний день другое скажешь, так друзья Демы Чижика подкараулят тебя и свернут тебе шею. Скажи — я, мол, виноват, да и все!

Так помни это!!!

Записку не вздумай прятать в карман. Не вздумай кому-нибудь показывать. Ты читаешь ее теперь, а я в это время слежу за каждым твоим движением. Как только окончишь читать и оглянешься, ты услышишь свист. Знай, что это я свищу, друг товарища Чижика.

Записку эту ты съешь!

А я буду глядеть, как ты будешь есть.

Если же ты начнешь вопить, я свистну другим свистом — зарядом.

Так помни это!!!

Твоя смерть».

Руки у Мечика затряслись, затряслись колени. В это время за огородом, в вишневой заросли послышался резкий свист. Не помня себя, Мечик смял бумажку и сунул в рот. Долго жевал и проглотил ее вместе со слезами страшной обиды и отчаяния…

… Дорогой папа! Где ты теперь, что делаешь? Знаешь ли, как обидели твоего сына? Какие несчастья одно за другим сваливаются на его голову. Только ты один мог бы за него заступиться, только ты один не побоялся бы этого пройдохи Чижика. И только тебе, если б ты был дома, признался бы я, рассказал бы про это грозное предупреждение…