Магистральный канал - страница 48
— Какое?
— Детская комната.
Петька Гопанец прервал Мечика на самом интересном месте. Мечик, конечно, безбожно врал, и это вранье не следовало слушать пионерам, воспитание которых было поручено ему, Петьке.
— Ты, Мечик, — начал Петька басом, — забыл еще об одном, самом, по-моему, важном.
Мечик постарался припомнить и не смог.
— Ты забыл, что в этих хатах есть еще и детский сад. А в саду — куклы и игрушки разные. Как раз для тебя…
Мечик покраснел, но решил не сдаваться.
— Можешь себе не верить. Я рассказываю тем, кто верит. В других хатках, может, и не будет того, что было в той… Вот взорвут плотину, сойдет вода — тогда посмотришь…
— А хатки крепкие? — спросил самый верный друг Мечика — Ленька. — Можно на них стоять вдвоем?
— Хоть десять человек выдержат. Вот смотрите…
И тут произошла катастрофа.
Желая доказать, что хатки прочные, Мечик стал подскакивать вверх. Подпрыгнул раз, подпрыгнул второй, третий. Еще раз, пригнувшись, взвился вверх… Послышался угрожающий треск ветвей, и Мечик исчез из глаз, провалившись в бобровую хату.
Учитель Лысюк одним махом очутился на Мечиковом островке. Следом за ним кинулся туда же и Генька Шимковец. С ужасом смотрел Ленька на то, что творилось вокруг. Он уже не помнил, как стал кричать. Он видел только, как качалась с боку на бок бобровая хата, как тревожно заплескалась около нее вода. Громадные пузыри взлетали и лопались с шипением на поверхности вблизи хатенки.
А Мечик все не показывался. Гнилой валежник, гостеприимно пропустив Мечика в таинственное подводное логово, сразу же сомкнулся над его головой. Учитель быстро раскидал, правильнее сказать, разворотил валежники во все стороны. В образовавшееся отверстие Генька первый просунул руку и радостно крикнул:
— Есть! За руку схватил!
Учитель помог Геньке. Вскоре на поверхности показались руки Мечика, слипшиеся светлые волосы, посеревшее лицо… Вся одежда была мокрая и прилипла к телу. Синие глаза как-то безучастно блуждали по сторонам.
— Ты… ты что? Ты — жжи-вой? — заикаясь крикнул Генька.
— Ага… жжи-вой… — все еще не понимая, что с ним случилось, прошептал Мечик.
— Лодку сюда! — резко скомандовал Лысюк Гопанцу, не выпуская из рук Мечика. — Так. Ну, полезай.
— Нни-чего… я сам… — слабо сопротивлялся он, — я даже не испугался. Пустите, Василий Михайлович.
— Хорошо, хорошо. Садись вот здесь. Тебе, наверно, не очень хотелось вылезать из богатых бобровых хором? А-а?
Мечик попробовал улыбнуться:
— Да я и не испугался!..
— Никто и не говорит, что ты испугался. Но где твоя тапочка с правой ноги?
Мечик посмотрел и ничего не ответил.
— Он ее в этой… ну, спальне забыл, — подавая Мечику пилотку, промолвил Генька. — В других комнатах не видно. Нет ее и на дворе бобровой хатенки. Я все осмотрел.
— Гребите к берегу, — снова подал команду Лысюк. — На какой стороне остановились эти самые звероловы?
Осмотревшись, Мечик указал:
— Вон. На той.
— На той… Эх ты… Робинзон Кукуруза. Не везет тебе в последнее время. Ну что бы ты делал, если бы никого возле тебя не оказалось? Остался бы на веки вечные в бобровой хате. Теперь, брат, я не отпущу тебя ни на шаг. А вернется отец из армии — ему расскажу. Он-то тебе выдаст премию. Твое, Мечик, поведение ниже среднего. Думаю, что и мать не очень довольна твоими поступками… Наверно, без ее ведома оказался ты в пуще.
И тут сердце Мечика не выдержало. Правда, он не заплакал, не раскаялся в своих смертных грехах. Но большая обида и отчаяние слышались в его глухом голосе. Да, мать не знает, где он теперь. А виноваты во всем друзья, которые бросили его, Мечика, одного в трудную минуту… Дема Чижик, с которым Мечика связал случай, угрожает его убить с помощью своего таинственного и коварного посланца… Если только Мечик выдаст милиции, расскажет, что произошло на чердаке коровника… И вот Мечик убежал из дому…
Лысюк ни разу не прервал его рассказа. Ребята, что сидели в одной с ним плоскодонке, затаив дыхание слушали эти идущие от души слова. Они уже не замечали экзотических лодок с широкими полотнищами брезента, которые так взволновали их в ту, казалось теперь, давнюю ночь на песчаной косе. А лодки эти мирно дремали в небольшой заводи, и возле них не было ни одной живой души. Когда плоскодонка вблизи этих лодок уперлась в берег, Лысюк взволнованно сказал: