Магия вето - страница 17

стр.

А ещё сила этого мага была огромна. Офицер-оракул сработал мощно, без чистки потоков и безо всяких имплантов, поэтому я только посочувствовал Грому.

После такой проверки ему восстанавливаться месяц. Это всё равно, что провести обыск в квартире, перевернув всё вверх дном. Вроде бы не ограбили, не унесли, всё осталось внутри… Но к нормальной жизни в этот же день не вернёшься.

С лица Фёдора убрали ладонь, и тот слегка пошатнулся, облегчённо выдохнул. А потом медленно опустился на пол, будто подслеповато шарясь ладонями, и сел.

— Чист, утренник, — улыбнулся офицер, потом со слегка брезгливым выражением повернулся ко мне, — И всё же приказ проверять всех…

Я замер с глупой улыбкой. Подойдёт ближе, и пинком по колену, локтем в голову. Линейка на расстоянии руки, её можно в глаз воткнуть.

Наверх бежать смысла не имеет, только если в окно.

Но офицер даже не стал подходить, только взглянул, его зрачки мигнули свтеом. И тут же на автомате сработал мой кокон, резко сворачивая сознание в крошечную точку.

Меня нет, я в домике.

Мысленно мне всегда это представлялось, что я внутри яйца, как птенец, который наблюдает за внешним миром через скорлупу. А там движутся тени, маячит какой-то свет.

Давление чужого разума на скорлупу я ощущал прекрасно. Для меня это было своего рода меткой — если воздействие исчезает, можно разворачиваться обратно в псионика-снайпера Тимофея Зайцева.

Нет, теперь только в безлунного Василия Ветрова.

Вот и сейчас я наблюдал, не зная, что там происходит с Василием, с его… с моим новым телом. В этом был страшный минус ментального кокона — мне приходилось полностью отрубиться от связи с организмом.

Василия могли убить. Ранить. Захватить в плен.

Поэтому после вылазки из кокона я мог обрести кучу проблем, или сразу умереть, ведь сознание в мёртвом теле жить не может. Здесь же, в этой скорлупе, наблюдая за движением огромного и сильного существа снаружи, я мог сидеть до тех пор, пока не кончится моя энергия.

А значит, энергия всё же была… Не такой уж я и «пустой».

Сколько раз я тренировал это у себя в корпусе? Тысячу раз? Десять тысяч?

Это всегда начинают сначала со зрительного контакта. Псионик, который лезет тебе в разум, смотрит и предупреждает о том, что начинает пси-атаку. А ты запоминаешь ощущения.

И повторяешь, повторяешь, повторяешь…

Потом он уже не предупреждает.

Потом не смотрит.

Высший пилотаж начался, когда меня стали подлавливать внезапно — в столовке, в парке, да даже на толчке, и разум обрёл колоссальную скорость свёртывания.

Вообще, по правде, любой псионик может поднимать щит от чужого воздействия, и при этом даже сохранять способность самому атаковать и двигаться.

Но наши умники сразу обратили внимание на мою способность. Она превосходила щит по крепости, и их даже не смутила моя беспомощность во время его использования.

Да, силён псарь, ничего не скажешь. Скорлупа начала слегка потрескивать, и я пожалел, что не атаковал оракула сразу. Понадеялся опять на свою способность.

Но нет, кажется, давление исчезло. Заметил он меня, нет? Работает это против их способности?

Выждав ещё пару секунд, я вывернулся обратно. И ощутил себя лежащим на дощатом полу.

Да, жжёный пёс, как хреново-то мне…

Всё та же аудитория, Гром сидит перед ступенями, прислонившись спиной к парте. А я валяюсь, и, судя по гудящей голове, приложился при падении неплохо.

Чёрные сапоги удалялись от меня, стуча каблуками.

— Что делают чушки в академии? Если он даже взгляда выдержать не может, что будет делать перед порталом? — ворчал оракул.

Когда он поравнялся с Фёдором, то потрепал того по плечу.

— Советую чайку крепкого, — совсем по-отечески произнёс он, — Родовая вещица есть?

Фёдор, выглядевший так, будто перетаскал целый состав мешков, только кивнул.

— Правильно. Берёшь её, и к своему вертуну под свою луну, — оракул убрал руку, — Быстро пройдёт.

— Так… точно, господин… офицер.

Больше оракул ничего не сказал, только молча поднялся вверх. Хлопнула дверь.

Я закашлялся, уперевшись лбом в пол. Подтянул ноги, стал вставать. Приложило меня здорово, но я впервые почувствовал, что надо мной больше не висит незримый меч судьбы.