Махмуд-канатоходец - страница 31

стр.

Для бедного люда нашествие врага означало гибель урожаев, разграбление хижин, пожары, убийства и угон в рабство. Поэтому на окраинах столицы среди жителей ближних селений зрело твердое решение: защищаться.

Ремесленники и крестьяне послали выборных для переговоров с царицей. Нужно было достать оружие. Хорезмийцы от своей слободы единодушно выбрали Махмуда.

На площади, перед роскошным беломраморным дворцом с золотыми письменами и барельефами священных животных на фронтоне, толпились слуги, стояли повозки и парчовые паланкины. Гвардейцы, прислонив свои пики к колоннам или бросив их на ступенях, помогали выносить из дворца сундуки, окованные медными полосами, ларцы с драгоценностями и кожаные мешки с деньгами.

Царица Ропой сидела на троне, который еще не успели погрузить, и по ее красивому лицу катились слезы.

Выборные без помех приблизились к ней. Царица обернулась, и все, кроме Махмуда, упали на колени.



О великая царица! — воскликнул старейшина делегации.— Мы пришли узнать нашу судьбу. Неужели наши владыки покинут нас?

— Не знаю, ничего я не знаю,— всхлипнула царица Ропой.— Мои военачальники говорят, что нужно скрываться. Никто не хочет воевать с хашишинами.

— Почему никто? — вмешался Махмуд.— Мы будем защищать страну.

— Ты чужеземец,— ответила царица.— Ты даже не пал ниц передо мною. Что ты знаешь о хашишинах? Никакая сила не может противостоять этим безумным дикарям.

— Безумию всегда противостоит разум,— возразил Махмуд.— В моей стране есть поговорка: кошка с мышью, кошка—тигр; кошка с тигром, кошка — мышь. Видно, хашишины не встречались еще с тигром, поэтому они смелы. Дайте нам оружие, и мы защитим страну.

В другой раз царица, возможно, и задумалась бы над такой просьбой, но теперь ей все было безразлично.

— Берите,— сказала она и опять залилась слезами.— Берите! Все равно мы не сумеем его вывезти.

— Дайте мне пятьдесят самых трусливых гвардейцев,— неожиданно сказал Махмуд.

— Берите,— согласилась царица.


К вечеру город опустел. На мощеных улицах богачей валялись обрывки веревок и стояла мебель, окна и двери особняков были наглухо заколочены. На окраинах, напротив, жизнь била ключом. Здесь собиралось ополчение.

Махмуд на лошади носился по улицам и распоряжался:

— Пусть женщины и дети временно уйдут в соседнее селение. Главный бой мы дадим в городе... Ополченцам разбиться на сотни и десятки и к утру занять сады и парки, примыкающие к дворцу... Сто самых метких молодых лучников сейчас же пойдут со мной.

В сумерках навстречу хашишинам вышел отряд человек в сто пятьдесят. Впереди шла полусотня гвардейцев в ярких мундирах с разноцветными султанами на шапках. Сзади шагали ремесленники с луками и колчанами стрел.

План Махмуда был не прост. Он основывался на том, что хашишины, опьяненные своим проклятым зельем, страшны в течение трех-четырех часов. После этого наступает тяжелое похмелье. Значит, надо растянуть сражение самое малое на пять-шесть часов.

Хашишины остановились на берегу реки, чтобы утром перейти на другую сторону и двинуться к столице, до которой было полдня пути. Но чуть забрезжил рассвет, как их начальники увидели на противоположном берегу значительное войско. Из чащи джунглей в разных местах то и дело показывались гвардейцы и простые воины. Индийцы, видимо, решили дать бой на берегу.

Хашишинов было тысяч десять, а то и пятнадцать. Они удивились такому обороту дела, но, вполне понятно, не испугались. Им быстро раздали порции зелья, и разбойное войско вступило в реку. Хашишины шли вброд, распевая песни и нимало не смущаясь тем, что на них летел град стрел. Переступая через трупы, черной лавиной двигались они навстречу смерти.

Махмуд стрелял из лука, стоя по колено в воде, и, когда хашишины подошли совсем близко, дал команду отступать в лес. Ополченцы, не потеряв ни одного человека, мгновенно скрылись в джунглях, а гвардейцы еще раньше, не дожидаясь команды, бросились по дороге к городу.

Первая часть плана удалась.

Хашишины не пошли в джунгли. Они стали преследовать быстроногих трусливых гвардейцев. Тысячи пьяных разбойников гнались по пыльной дороге за полусотней насмерть перепуганных воинов царицы.