Махно. II том - страница 13
– Не разлучать же их. Как-то не по-христиански получается, – сказал Василий Семенюта.
– Ну, вообще-то, сравнение с христианской моралью здесь не совсем уместно. Начнём с того, что мы атеисты. А они не венчаны. Живут в гражданском браке. По сути, во грехе, – внесла поправку Ольга Таратута.
– Ну не убивать же её, – сказала Мария Никифорова.
Чубенко, не успевший сесть, опять поднял руку.
– Товарищи! Она жена нашего соратника. Она жена нашего батьки. Она наша матушка. И никто не собирается её убивать. Она этого не заслужила. Более того, она заслужила лучшей доли. Мы должны её сберечь для будущего. Ещё более того. Не исключено, что она уже понесла. И мы в любом случае должны и обязаны подумать не только о продолжении рода Махно, но и его сохранении. Поэтому моё предложение будет таковым. В ближайшее время. Во время очередного наступления на Гуляй-Поля, под шумок, её надо вывезти. Подальше. Ну, например, в Орёл, к моим родственникам. Чтобы она ни при каких обстоятельствах не попала в плен и не стала бы заложницей. А это самый худший вариант. Батько не будет знать об этом. Но будет уверен, что её похитили не знамо кто. И этот фактор сыграет положительную роль. Он будет агрессивен и беспощаден ко всем нашим врагам. А мы ему поможем.
– А вдруг, в конце концов, он узнает обо всём? – спросил Василий Семенюта.
– К тому времени мы сделаем революцию, а он будет рад и благодарен, что мы сохранили ему семью. А ещё мы с вами сейчас вот здесь поклянёмся, что будем хранить эту тайну до победы революции, – ответил Чубенко.
– Хорошая мысль, – сказал Михалёв-Павленко, – но мы же не можем обрекать её на нужду и лишения?
– Не можем, – согласился Чубенко. – Поэтому неслучайно я попросил вас всех принести с собой деньжат и золотишка. Что есть у меня я кладу на кон. – И он выложил на стол содержимое своих карманов.
Его примеру безропотно последовали все остальные.
Когда на столе образовалась горка драгоценностей, Озеров спросил:
– Кому поручим это дело?
– Я думаю, лучше Льва Николаевича никто этого не сможет сделать, – ответил Чубенко.
– Согласен, – подтвердил Васильев.
– И я, – поддержал его Лютый.
– Никто не возражает? – спросил Чубенко.
– Возражений нет, – подняла руку Мария Никифорова.
Следом за ней подняли руки все остальные.
Следующее утро началось с канонады. Повстанцы заняли позиции. Немцы вели методический оружейный обстрел околицы села, там, где и располагались прорытые заранее махновскими ополченцами траншеи. В перерывах между артобстрелами немцы выводили в атаку пехоту, чтобы проверить состояние обороняющихся. Уже после второй атаки к очередному третьему артобстрелу на позиции, где был сам Нестор, поубивало всех. Он остался один с пулемётом.
В этот момент возле дома Нестора и Насти остановилась тачанка. С неё спрыгнул Лев Николаевич Зиньковский-Задов и постучал рукояткой плети в дверь. Высунулась Настя.
– Ты чего?
– Настя, быстро собирайся. Нас окружают. Батька поручил мне вывезти тебя подальше, чтобы ты не оказалась в плену и не стала бы заложницей. Возьми с собой только самое необходимое. Осень на дворе. Скоро зима. Только быстро.
– Щас. Я мигом.
Через минуту Настя выскочила на крыльцо с двумя котомками.
– Бумаги взяла?
– Да. Взяла.
– Стрибай в тачанку и укройся с головой. Н-н-н-н-о-о-о-о!!!
Махно лежал за пулемётом, когда в его траншее появился повстанец.
– Батько, меня послал товарищ Чубенко. Много убитых и раненых. Уже лежат Белаш и Задов. Он просил узнать, может, отойдём? – только успел сказать боец и медленно осел на дно траншеи.
Махно припал к пулемёту и продолжал строчить в идущих цепью немцев. Неожиданно пулемёт смолк. Махно лихорадочно заметался.
– Патроны! – крикнул он, но, поняв, что никого живых поблизости нет, продолжил свирепо бубнить, – где патроны. Патроны где?! Нет. Кончились!
Какое-то время он с ненавистью смотрел на приближающихся немцев. Потом услышал курлыканье отлетающих журавлей. Глянул на серое осеннее небо. Увидел клин.
– Ну, вот и знак мне с неба. Всё! Хана всему и мне кранты! – он вытащил наган, крутанул барабан и поставил дуло к виску. И вдруг услыхал крик: