Махно. II том - страница 35
Григорьев выхватил пистолет, но Щусь, незаметно сидевший за ним, выбил наган из его руки.
Атаман вырвался из рук махновца и выбежал на авансцену. На ходу он распахнул свой казакин, из-под которого выхватил другой пистолет. Но Чубенко опередил его и выстрелил первым. Григорьев не упал, только пригнулся и простонал:
– Ой, батько, батько!
Затем он неожиданно выпрямился, и, спрыгнув со сцены, побежал по проходу.
Махно выбежал на авансцену и крикнул:
– Бей, атамана!
Григорьев обернулся к нему и направил на него пистолет, но его опередил Федосий Щусь. Раненный Григорьев, шатаясь, выбежал во двор. За ним выбежали Чубенко, Щусь, Махно, Волин, Марченко и Каретников.
Во дворе Григорьев упал на колено. С трудом поднялся и огляделся вокруг себя с пистолетом в руке. Увидев Махно, навёл на него пистолет, но его вновь опередил Щусь, выстрелив из своего маузера. Григорьев рухнул на спину. Его добили, после чего все вернулись в президиум.
– Надо немедленно ехать в Плетёный Ташлык конной бригадой в штаб атамана и принимать его банду под своё знамя. Там же приватирствовать его золотой запас, пока не растащили. Так что, мужики, давайте закругляться. Феодосий! – Махно обернулся к ординарцу, – скажи Белашу, пусть снаряжает конницу. Надо засветло успеть.
На авансцену вышел Волин.
– Наша Украина вступила в очередной этап третьей российской революции, и потому жизнь выдвинула практическую задачу организации вольного советского строя…
– Товарищ! – с места встал рабочий железнодорожник. – Наши семьи голодают. Мы ходим на работу, мы трудимся, мы ремонтируем пути, паровозы и вагоны; и нам бы хотелось получить какие-то деньги за труд.
Махно поднялся.
– Сегодня я отдал распоряжение о выпуске наших денег, которые будут иметь хождение в нашей вольной республике. Это вызвано нехваткой денег в нашей армейской казне. Но! У меня нет ни одного бронепоезда, которые есть у белых. Так сколько вам уплатил Деникин?
– Нисколько.
– Что вы получили от Киевской Директории?
– Ничего не получили.
– Так почему же Махно должен платить вам за ремонт деникинского бронепоезда? Если вы подсыпали песок ему в буксы или развинтили хоть одну рельсу, я оплачу хоть сейчас. Было? Не было. Никто не сделал этого. Значит, вы сработали против нашей армии. Но сейчас хотите стащить с нас последние штаны.
Поднялся Полонский.
– Батько, рабочие – подневольные люди, деникинцы гоняли их на работу под винтовками. Я думаю, нам не следует уподобляться всякой сволочи, а для привлечения на нашу сторону рабочих может стоит всё-таки пойти на выплату жалования рабочим.
– Михаил Леонтьевич, мы не должны уподобляться всякой сволочи, но и не можем идти на поводу у шкурников и вымогателей, пытающихся на крови и героизме наших бойцов строить своё благополучие. Эти самые подневольные рабочие могли бы стать нашими нелегальными бойцами, но не пожелали встать в наши ряды ни тайно, ни явно. Но… Нам вместе строить новую жизнь и вместе в ней жить. Поэтому деньги мы всё-таки дадим. Но не золотом, а махновскими ассигнациями. Однако, далее мы не потерпим иждивенчества, и вам, в целях скорейшего восстановления железнодорожного движения, всем рабочим и служащим следует сорганизоваться и наладить самим движение, установив за свой труд вознаграждение и плату с пассажиров, грузов, военных, организовав кассу на справедливых, товарищеских началах…
Подошёл Белаш.
– Батько, отряд готов. Можем выступать.
– Хорошо, – Махно вынул из нагрудного кармана часы, глянул на них, поднялся и обратился к залу. – Товарищи депутаты. В район Плетёного Ташлыка румынами совершён прорыв. Не удаётся пока вплотную заняться мирным строительством республики. Я должен срочно отбыть на фронт. Но прежде чем откланяться, хочу донести до вас некоторые первоочередные решения военного руководства. На всей территории уезда и республики, в городах, на станциях назначаются коменданты. А также объявляется добровольная, уравнительная мобилизация граждан мужского пола от девятнадцати до тридцати девяти лет, чтобы превратить нашу Повстанческую дивизию во всенародную, регулярную, рабоче-крестьянскую армию. Всё. До встречи.