Маклеры из Кунара - страница 4
«Старичок, ты смотри, там есть такая маленькая штучка. Называется спусковой крючок. Не нажми ее как бы случайно…»
«Что?» — не понял Аркадий.
«Пробьешь себе мочевой пузырь и ошпаришь ноги…»
Парень был явно не в себе, и Дрепт уже наблюдал его с цепким профессиональным любопытством. С ним придется выйти в рейд. Неделю-другую москвич перекантуется в гарнизоне, и особист загрузит его переводами перехваченных пакистанских депеш. Он успокоится и будет думать, что это и есть Афганская война, и даже надуется, полагая, что он часть ее привода — какие донесения проходят через его руки и благодаря ему обретают черты стратегических контрмер! — а снующие туда-сюда броня и вертушки, внезапно исчезающие из Лянгара и также внезапно появляющиеся в нем группы из двенадцати — шестнадацати человек и часто уже не в полном составе, это так, фон войны. Но так, собственно, для тебя, парень, и могло быть. Но для этого надо было устраиваться переводчиком в штаб, а не проситься в РДГ, где переводчики работают наравне со всеми, а в твоем звании еще и замещают командира. Но поздно пить боржоми. Будешь выплывать сам. Не выплывешь — ну и хрен с тобой! Парахоня поставит очередную «птичку» на стене сортира. Здоровенный мужик прапорщик Парахоня, хохол, в группе его звали Пароход, не мог иначе выразить своего презрения к «стажерам». Последнего из них, сержанта из Чирчикской учебки, сняли в горах Нуристана спасатели из вертушки. Группа возвращалась на базу, «забив» караван. Всю ночь, пока ребята сидели в засаде, стажер простоял на карнизе, влипнув спиной в отвесную скалу, боясь шевельнуться. Это случилось вдруг, он шел нормально, как все, и вдруг оцепенел — включилось сознание: перед ним зияла пропасть. Идущие за ним, не останавливаясь, обтекали его, как бревно. Замыкал, как всегда, охранение и шел с интервалом строго в пять минут снайпер Новаев. Никто в отряде не похвастает, что видел его когда-нибудь на маршруте с винтовкой на плече. Да и на бивуаке он, кажется, ухитрялся есть, пить, спать и справлять нужду с винтовочкой в руке. Управлялся сибиряк-охотник навскидку одинаково и с левой, и с правой руки, попадая с тридцати шагов в спичечный коробок. Было в этом, конечно, какое-то цирковое щегольство, но где вы видели настоящего мастера своего дела без артистического кувырка через голову с непременным оп-ля!
Поравнявшись на тропе с оцепеневшим стажером, Новаев находу что-то достал из кармана. Дрепт уже нагнал передовое охранение, взобравшееся на верхнюю точку, с которой отлично просматривалась окрестность. Ребята вертели головой на триста шестьдесят градусов, превратившись в живой радар, а второй снайпер казах Заурия наворачивал на ствол глушитель. И тоже вертел головой. Дрепт молча потянул у него СВД, и нашел в оптический прицел хвост отряда. Новаев скользил по карнизу вперед, не отрывая от камня ног и на секунду замирая, когда под ногой попадался «живой» камень, а стажер оставался в том же положении, только на месте рта белела полоска лейкопластыря. Если закричит, то беззвучно. В таком состоянии каталепсии на другое утро ребята отдирали его от скалы. «Пчелке» негде было сесть, и она трижды заходила над этим местом, рискуя задеть стену, к которой прилип стажер. Спасало то, что было безветренно, но все равно машину сносило, и парням надо было уложиться в тридцать-пятьдесят секунд. Из второй вертушки, в которой возвращалась на базу все остальные, все было хорошо видно. Но ребята отводили глаза от иллюминатора — им было досадно, где-то обязательно позлорадствуют: «У Дрепта…», «У дрептовцев…» Лишь Парахоня, не отводя от иллюминатора зло суженых глаз, сказал:
«Краще б ты его по-тихенько ножичоом, Новаев. Ридни поплакали и похоронили, як героя. А тепер до кинця життя будуть доглядаты его як фикус».
Вот и вся дань чужой человеческой беде. Брезгливая, презрительная, равнодушная. Так хорошо одетые горожане обходят алкашку, растянувшуюся на тротуаре. «Стажер» в группе не стал своим не потому, что потерял голову от страха; получи он пулю или подорвись на мине, он бы тоже не стал своим, хотя его не презирали бы и даже посочувствовали ему. Он не стал бы своим, потому что не прошел обкатку. Хорошо бегает не тот, кто хорошо бегает, а тот, кто прибегает к финишу.