Маковое море - страница 7
) и частое обращение к звездам.
Разболевшийся капитан не мог покинуть “Ибис”, и на Захария свалились дела судовладельца, среди которых была доставка письма хозяину плантации, расположенной милях в шести от города. Захарий уже готовился сойти на берег, но его перехватил боцман Али.
– Зикри-малум так ходить Пор-Луи и попасть большой беда, – озабоченно сказал он, оглядывая Захария с ног до головы.
– Почему? Кажись, все в порядке.
– Погоди-гляди. – Али на шаг отступил и вновь окинул Захария критическим взглядом. – Что ты носить?
Захарий был в повседневной одежде: холщовые порты и линялая форменка из грубого оснабрюкского полотна. За недели в море лицо его обросло щетиной, курчавые волосы засалились, пропитавшись смолой и солью. Ничего непристойного, да и дел-то – отнести письмо.
– Ну и что? – пожал плечами Захарий.
– Такой наряд Зикри-малум ходить Пор-Луи и назад не приходить, – сказал Али. – Шибко много злой бандит. Охотник ловить раб. Малум заманить, делать раб, больно бить, пороть. Плохо.
Захарий призадумался и, возвратившись в каюту, внимательнее рассмотрел имущество, доставшееся ему после гибели и бегства двух помощников капитана. Один из них был щеголем, и обилие одежды в его рундуке даже напугало: что с чем надевать? И по какому случаю? Одно дело смотреть, как кто-то в таких нарядах сходит на берег, и совсем другое – напялить их самому.
И снова на помощь пришел боцман Али. Оказалось, среди ласкаров много тех, кто может похвастать иным мастерством, кроме матросского, – например, ламповщик, некогда служивший “гардеробщиком” судовладельца, или стюард, в былые времена подрабатывавший шитьем и починкой одежды, а также подручный матрос, освоивший тупейное искусство и теперь исполнявший обязанности корабельного цирюльника. Под руководством боцмана команда перетряхнула Захарьевы мешки и рундуки, выбрала одежду, примерила, подвернула, ушила и укоротила. Пока стюард-портной и его юнги трудились над швами и отворотами, подручный-брадобрей отвел Захария к шпигату, где с помощью двух юнг подверг небывало тщательной помывке. Захарий все терпел, пока цирюльник не достал флакон с темной пахучей жидкостью, которую вознамерился вылить на его голову.
– Эй! Что это за дрянь?
– Шампунь. – Цирюльник принялся втирать жидкость в волосы. – Славно моет…
Захарий, не слышавший о подобном средстве, нехотя покорился, но потом ничуть не раскаялся – никогда еще его волосы не были такими чистыми и душистыми.
Через пару часов он с трудом узнал себя в зеркале: белая льняная сорочка, летний двубортный сюртук, белый галстук, завязанный изящным узлом. Волосы, подстриженные, расчесанные и стянутые на затылке голубой лентой, прятались под блестящей черной шляпой. Казалось, ничто не упущено, но боцман Али все еще был недоволен:
– Динь-дон есть?
– Что?
– Часы. – Рука боцмана нырнула в воображаемый жилетный карман.
Мысль, что у него могут быть часы, Захария рассмешила.
– Нету, – сказал он.
– Ничего. Зикри-малум чуть-чуть ждать.
Вытурив ласкаров из каюты, боцман и сам пропал на добрых десять минут. Вернувшись, он что-то прятал в складках саронга. Потом затворил дверь и, развязав пояс, протянул Захарию сверкающий серебряный брегет.
– Мать честная! – Разинув рот, Захарий смотрел на часы, улегшиеся в его ладонь, точно поблескивающая устрица; с обеих сторон часы покрывала затейливая филигранная резьба, цепочка была свита из трех серебряных нитей. Он откинул крышку и, уставившись на стрелки, прислушался к тиканью. – Ну и красота!
На внутренней стороне крышки виднелись мелко выгравированные буквы.
– Адам Т. Дэнби, – прочел Захарий. – Кто это? Ты его знал?
Замявшись, боцман покачал головой:
– Нет, купить часы Кейптаун ломбард. Теперь Зикри-малум хозяин.
– Я не могу их принять, серанг Али.
– Ничего. – Физиономия боцмана осветилась улыбкой, что бывало нечасто. – Порядок.
– Спасибо, – сказал растроганный Захарий. – Никто мне такого не дарил. – Глянув на себя в зеркало – часы, шляпа, – он расхохотался: – Ну и ну! Как пить дать за мэра примут!
– Зикри-малум настоящий саиб[12], – кивнул боцман. – Все как надо. Если фермер-мермер хотеть ловить, ори-вопи.