Малайский крис - страница 31

стр.

Душа моя погорала на медленном огне преступлений, в смраде пыток захлебывалась. А суровая затворница несла мне в синем взгляде мир и благоволение и свет тихий любви и благости.

В скиту толпились странники, сирые, ждали очереди, ждали чуда — затворница исцеляла больных, недужных. Но и сама искала у них исцеления.

Ждал чуда и очереди и я. Но вот затворница первому подала мне знак и я подошел к ней.

— Ну что, много наспасал?.. — в упор спросила она меня.

— Что?.. — глухо отзывался я.

— Спасатель!.. — захохотала она. — Для того… чтобы любовь принести, радость одному… ты убивал двух!..

Открыла мне мою душу затворница, озарила ее до дна зорями любви.

— Да ты все равно прощен… Живи! молись!.. Радуйся.

— Я убийца… — отступал я в страхе. — Разве можно прощать убийцу?..

Кроткие и синие говорили глаза:

— Гляди в мои зрачки… я все так же тебя люблю… Надежды твои — мои надежды.

Я глубже заглянул в синие глаза и только теперь узнал, что это были страшные и святые глаза русокудрой девушки из древнего монастыря.


Старый Курц

РАСПЛАТА

(Быль)

Арестантский мотор, сделав крутой поворот, пронзительно рявкнул и остановился у подъезда громаднейшего «здания судебных учреждений».

Щелкнул затвор, запела дверца, и Николай Платонович Арматов, в сопровождении конвойных, медленно поднялся по широким, слегка занесенным снегом ступеням главного входа.

Было еще рано, всего десять часов утра. Настоящая жизнь закипает здесь около одиннадцати.

Равнодушно посматривая на снующих взад и вперед курьеров, Николай Платонович тяжело опустился на потертую и грязную скамью. Вперед, на дверях, виднелся небрежно наклеенный лоскутик бумаги с надписью: «Судебный следователь по особо важным делам С. Ф. Пытальников».

Арматов почему-то вслух прочел эту надпись и улыбнулся. Один из конвойных крякнул, покосился на Николая Платоновича и сокрушенно покачать головой:

«Вот-де, мол, братец, до чего ты достукался!..»

Ровно в одиннадцать часов Арматова потребовали.

Пытальников предложил ему сесть и даже любезно придвинул портсигар.

— Ну-с, приступим! — начал он, ловко подхватывая «дело» и раскрывая его на заранее отмеченных страницах. — Итак-с… что в ночь с седьмого на восьмое июля вы, войдя в спальню матери своей, Ирины Петровны Арматовой, тремя последовательными выстрелами из револьвера системы Нагана нанесли ей тяжкие поранения в полость сердца, от которых Арматова тотчас же скончалась… Признаете себя виновным?..

— Признаю! — передернул плечами Николай Платонович. — Как и при первых допросах, так и теперь подтверждаю, что убийство совершено мной!

— Прекрасно! — заработал пером следователь. — Ну, а теперь скажите… давно вы задумали покончить с вашей мамашей?..

— Бежать от нее хотел давно… очень давно: с тех пор, как начал сознавать… но… убивать ее не собирался!

— Так-с! А почему же убийство совпало с получением накануне вашей матушкой тридцати шести тысяч рублей?.. Надеюсь, вы знали об этой получке?

Краска негодования залила лицо убийцы:

— Конечно, не знал! И… не мог знать: «она» не посвящала меня в свои дела!.. Для этого мы слишком ненавидели друг друга!

— Гм… Положим, так… Странно только… что вы, питая такую непримиримую злобу к матери, не делали попыток уйти от нее и жили совместно…

— Кто вам сказал?

— Даже и тогда, когда имели на это полную возможность…

— Вы правы! Я принужден был жить у матери. На это были причины, которых я, господин следователь, объяснить не могу…

— То есть, — не желаете! — подчеркнул Пытальников.

Арматов вспыхнул:

— Если хотите… не желаю!

— Хорошо-с! Так и запишем! Только, молодой человек, считаю долгом предупредить вас, что выяснение этого вопроса было бы весьма желательно для меня, а вам могло бы принести существенную пользу… Впрочем, принуждать я вас не буду! Ведь вы признаете, что убили вашу мать?

— Несомненно!.. И хотя свидетелей убийства не было, но отрицать факт я не намерен!

— Так-с… Но вы понимаете, что для следствия весьма важно выяснить вопрос: совершено ли убийство с заранее обдуманной целью и, вообще… с какими-либо корыстными… Пожалуйста, не волнуйтесь!.. Или в минуту особого раздражения… Да!.. Так вот-с… Прошу вас… курите… Может быть, желаете отдохнуть… подумать?..