Мальчик без шпаги - страница 9

— Здравствуйте, — сказал ему Тимофей.

— Здравствуй, — улыбнулся священник.

— У меня, вот, к вам вопрос есть, — смутился мальчик под пристальным взглядом и замялся.

— Ну, спрашивай? — иерей подчёркнуто не торопился.

— Посмотрите, — и достал из кармана пуговицу.

Священник внимательно осмотрел её со всех сторон, вскинул бровями:

— Что ж, старая пуговица...

— Скажите... батюшка, — вспомнил, как обращалась к священникам бабушка, — а вот если эта пуговица из этого... из ипатьевского дома и принадлежала кому-нибудь из царской семьи?

Священник стал ещё более серьёзен и буквально насквозь прошил Тимофея испытующим взглядом.

— А у тебя она откуда?

— Друг дал. А ему случайно досталась, он и сам не знает, правда это или нет.

— А тебе самому известно, что царь Николай II и его семья святые?

— Святые? А за что их расстреляли?

— Их недавно причислили к лику святых. Большевики-безбожники уничтожили следы своего злодеяния, все следы замели. Обливали кислотой и несколько раз сжигали их тела. Недавно, правда, захоронили в Петербурге какие-то останки, найденные под Екатеринбургом, даже экспертиза была, но почему-то в Англии. Я вот не верю, что это их прах. Император предрекал, что тело его не найдут. Поэтому, если у тебя в руках то, о чем ты сейчас сказал, это вещь святого, а значит, святынька.

— Ух, ты... — не удержался от непонятного самому себе восхищения Тимофей.

— И относиться к ней надо соответственно. Но, как я понимаю, проверить мы это вряд ли сможем.

— А сколько она может стоить? — сначала спросил, а потом испугался своего вопроса мальчик.

Батюшка глубоко вздохнул и отвел глаза в сторону. Помолчал немного, обдумывая ответ доступный пониманию отрока.

— А сколько стоит частица неба? — ответил вопросом на вопрос.

— Неба? Да разве... Это... Ну, разве может быть... Чтоб небо...

— И я о том, — грустно улыбнулся священник, — хотя, знаешь, могут найтись дельцы, которые и небо разделят и начнут продавать частями. Землю уже продают, леса, воду... У них всё имеет цену, потому как деньги для них мерило всего. Понимаешь?

— Понимаю.

— Как тебя зовут?

— Тимофей.

— Крещёный?

— Да, меня бабушка крестила.

— Вот видишь, Тимофей, имя у тебя апостольское. Знаешь об апостолах?

Тимофей теперь был ещё больше озадачен, чем в тот момент, когда задал первый вопрос. Он в смятении сжимал в руке пуговицу и очень хотел отдать её священнику. Пусть проверит. Пусть узнает. Но за витриной кафе стоял Михаил, которому она принадлежала, и мальчик не знал, как ему поступить. Зато знал батюшка. Он положил ему руки на плечи и заглянул в глаза:

— Не мучайся. Если это та пуговица, то она сама найдёт нужные руки. Но помни главное: продавать её нельзя. Только дарить. А, может, кому-то удастся проследить её путь, найти доказательства.

— Спасибо, батюшка, — облегченно вздохнул Тимофей.

— И тебя Спаси Бог.

Священник направился было к заправке, но вдруг вернулся к машине, открыл багажник и стал рыться в сумке.

— Тимофей, постой, — окликнул он мальчика, и, когда тот подошёл к нему, протянул ему маленькую красную книжицу.

«Православный молитвослов», — прочитал Тимофей, после чего батюшка вручил ему вторую книжку — тонкую, наверное, из серии «Для самых маленьких». На титульном листе стального цвета был напечатан портрет, с которого внимательно смотрел последний император, а сверху и снизу золотыми буквами шла надпись: «Детям о царе».

6

После обеда в кафе Михаил и Тимофей подводили итоги. Получилось, что Тимофей выручил тринадцать тысяч рублей. При этом он выложил на стол даже те деньги, которые давали лично ему, на мороженое. Михаил, глядя на пачку купюр, одобрительно щелкнул языком:

— Отлично! Прекрасная работа, напарник! Полторы штуки твои.

— Но ведь мне положено только тысячу триста?

— Двести — премия за честность и скорость. Убери в свой специальный карман.

— Вот пуговица, — Тимофей робко выложил её на стол.

— Узнал что-нибудь у попа? — не торопясь взять реликвию в руки, спросил Михаил.

— Узнал, — и Тимофей подробно пересказал весь разговор с батюшкой и показал книги.

Михаил слушал его, нервно покусывая губы и пристально глядя в глаза, — отчего даже ни на йоту не лгавшему Тимохе приходилось опускать взор, будто в душе у него кто-то копался. Но Михаил повёл себя совершенно неожиданно: