Мальчик с двумя именами - страница 10

Бронепоезд мчится на всех парах. Отец с забинтованной рукой. Точно, во Франции его ранило пулей в левую руку. А здесь он получает орден. Он до сих пор гордится им. Опять здоров! В Париже — под Триумфальной аркой, на Эйфелевой башне. Под каждым снимком подпись и число. Всюду суровый, неумолимо суровый солдат в эсэсовской форме.

Да, такой он и есть, крутой и жестокий. Он его не любит и никогда не полюбит так, как любит мать.

Он открыл четвёртый альбом.

Курт торопливо перелистывал страницы.

Моторизованные колонны. Верно, во Франции отец служил в моторизованной части. Кажется, он тоже отлит из железа и припаян к мотоциклу. Дороги и улицы пустынны, и лишь какие-то одиночки приветственно подняли правую руку. Да кое-где на домах развеваются гитлеровские и белые флаги.

Да, да, так было на первых порах, вспомнил Курт рассказы отца. Вначале кое-кто примкнул к ним, но вскоре начались вероломные нападения. О боях с бандитами в лесах отец рассказывал, когда бывал пьян. Трезвый он никогда не говорил о Югославии. Часто во время рассказа он так стучал кулаком по столу, будто бандиты были здесь, перед ним, а лицо его принимало такое выражение, что Курт невольно отворачивался. Тогда мать сразу прогоняла его в другую комнату или во двор, хотя Грот требовал, чтоб он остался и послушал, как его отец боролся с бандитами, по милости которых он теперь скитается по Западной Германии. А ведь в Арнсфельде у него остался дом и большой магазин.

Операция вооруженных солдат в горах. Группа мужчин с завязанными руками, в какой-то странной форме. Значит, это и есть бандиты, про которых отец говорит с такой враждебностью и презрением. А кто на этой фотографии? Те же люди. Только теперь они привязаны к столбам, а солдаты целятся в них из винтовок. Неужели их расстреляют?

Курт в страхе осмотрелся по сторонам.

В окно светило солнце, и всё здесь было знакомо и привычно.

Он уже хотел перевернуть страницу, но какая-то неодолимая сила заставила его вглядеться в лица привязанных к столбам людей.

Первый, совсем ещё мальчик, смело смотрит вперёд. Его сосед, мужчина постарше, загляделся куда-то вбок, может быть в сторону своего дома. Следующий открыл рот — кричит. Но кто рядом с ним?

Уж не тот ли пахарь?

Да, пахарь из его воспоминаний! Такой же высокий, сильный и гордый. С насмешливой улыбкой смотрит он на солдат. Не боится их. Никого не боится. Значит, он оставил плуг и ушёл в лес? Храбро сражался, пока его не взяли в плен. И теперь расстреляют вместе с товарищами.

Дрожащими руками перевернул он страницу, и тут же из груди его вырвался болезненный стон.

Юноша у первого столба уже на земле, широко открытые глаза его обращены к небу. У человека постарше только свесилась на грудь голова. Его сосед упал на колени. Но пахарь всё ещё стоит, гордо и насмешливо глядя перед собой.

И отец, сообразил вдруг Курт, всё это время стоял в сторонке, прислонив к щеке «лейку», и фотографировал! Как он только мог?

В ужасе перелистнул он страницу.

Какой-то высший чин прикрепляет отцу орден.

Разве отец не хвастался, как он взял в плен группу бандитов и как был представлен за это к награде? — вспомнил вдруг Курт. Значит, это были те самые бандиты? Но какие же они бандиты? Они просто боролись за свободу. Учительница Доротея однажды на уроке рассказывала, как гестаповцы и эсэсовцы мучили её брата, а потом расстреляли. Его убили за то, что он боролся против Гитлера, против нацистов, за свободу. Её тоже бросили в тюрьму и били. Сама учительница сказала, что нацисты были хуже зверей, все честные люди восстали против них. Значит, и югославские «бандиты» были честные люди, партизаны. Партизаны не были бандитами, они…

На следующей странице внимание его привлёк крестьянский дом посреди сада. Из окон вырывался огонь, а перед домом, окружённые солдатами, стояли две женщины. Молодая держала на руках ребёнка, крепко обвившего руками её шею, пожилая в отчаянии заламывала поднятые над головой руки.

«Не она ли помогала тогда пахарю? — мелькнуло в голове у Курта. — А вторая принесла кувшин с водой?» И дом он уже видел…