Маледикт - страница 2

На невозмутимом лице предположительно светловолосого подростка выделялись живые голубые глаза. Он на голову возвышался над своей растрепанной подружкой. Это и был тот самый Янус — ни о чем не подозревавший предмет поисков Критоса.

Янус проигнорировал призыв Роуча, он увлеченно следил за грязными, выставленными вперед кулаками своей черноволосой подруги. Юноша протянул руку, готовый выбрать, ударить кулаком о кулак, и в последний момент заколебался. Подняв взгляд на безмолвную ухмылку, к насмешливым глазам подруги, Янус прикоснулся к ее губам — и выиграл.

Девушка высунула розовый язык, на котором подрагивало кольцо — потускневшее, но без сомнения золотое, притягивавшее завистливые детские взгляды. Мужское, слишком большое даже для указательного пальца. Но Янус надел его и зажал в ладони. И улыбнулся.

Лишь теперь он удостоил вниманием Роуча, ожидавшего в сторонке.

— Ты никогда ничему не научишься, Роуч. — Голос Януса уже ломался, превращался в мужской; произношение — четкое, явно аристократическое — отличалось от грязного наречья Роуча, как день от ночи.

— А про что я забыл? — спросил Роуч.

Черноволосая девушка, рот которой был теперь свободен от кольца, тут же вступила в разговор.

— Про то же, про что и в прошлый раз, и в позапрошлый. Про обувь. Всегда снимай обувь. Хорошую обувь можно продать. — Она подражала и четкому выговору, и выразительным интонациям Януса.

— Извини, Миранда.

— Извинениями не поможешь, когда желудок пуст, а последний украденный грош истрачен. И тогда снова — воровать и шляться.

Банда заволновалась — и вдруг из стаи хищников превратилась в кучку перепуганных детей. Роуч шагнул из круга.

— Я вам не шлюха.

— Пока не шлюха, — безжалостно отрезала Миранда.

— Никогда, — поклялся мальчишка.

— Это ведь его живот, пускай сам и учится, — заметил Янус. Он покрутил кольцо на пальце и окинул детей, разрушенные дома, зияющие ямы нечистот взглядом, которым молодой властитель, в последний раз созвав приближенных, созерцает крах своей империи.

Отдаваясь непривычным эхом по заплеванной мостовой и расшвыривая острые камешки, прогрохотали колеса кареты. При ее приближении детвора рассыпалась, чтобы снова собраться в стаю; экипаж плавно остановился. Лошади попятились, а потом стали недвижно, тяжело раздувая взмыленные бока.

Дети разбежались, забрались в пустые провалы окон, на кучи разбитого булыжника. Тонкие пальцы сжимали палки и камни. Ватага молча ждала.

Кучер в ливрее положил одну руку на пистолет, другой сжал хлыст, подзадоривая детей. Лошади, почуяв, что он отпустил поводья, принялись танцевать на месте и кивать, пока над их головами не раздался щелчок хлыста.

На подножке кареты появился Критос, сверкая богато расшитым платьем. В холодном взгляде мелькнуло осторожное любопытство; Критос не спешил спускаться на землю. Он достал из рукава надушенный льняной платок и на мгновение прижал его к носу и рту.

— И который из вас, жалких ублюдков, Янус, сын Селии? При проявлении подобного рода интереса Роуч и остальные члены банды пустились наутек — точно разлетелась стая голубей. Миранда и Янус не тронулись с места. Лица их были словно высечены из того же камня, что и стеньг домов, — бледные и неподвижные, хранящие свои тайны.

Критос сделал последний шаг, на землю, но его начищенные сапоги цвета шампанского чавкнули в маслянистой грязи. Критос брезгливо поморщился.

Один из вашей шайки — Янус?

Миранда первая нарушила молчание:

— А сколько вы дадите за то, чтобы мы вам его показали?

Критос не вник в смысл ее слов, пораженный безупречным произношением. Взгляд его остановился на Янусе. О наличии в мальчишке голубой крови (крови Ласта) говорили и упрямый подбородок, и правильный нос, и глаза — яркие, живые, точно пылающий болотный газ. Так вот, значит, кого он, Критос, должен найти и охранять — графского отпрыска. И снова в нем взыграла жажда убийства, но, несмотря на свою силу, Критос усомнился, что сумеет совладать с этой парочкой.

Погруженный в раздумья, он наблюдал, как Янус смотрит на Миранду. От одного к другому словно вода струились сигналы — код, заключенный в едва заметном взлете бровей, сомкнутых губах и выпяченных подбородках, в судорожно сведенных пальцах. Нет уж, Критос не повернется спиной к этим двум сорванцам. Ни за что.