Малёк. Безумие продолжается - страница 11

стр.

Шорт в Законе Алекс - Криминалитет Съешь - Мои - Шорты

Рэмбо провозгласил, что Шорт в Законе всегда останется почетным членом Безумной Восьмерки, потому что сделал ее еще более загадочной.

А кровать Геккона снова пуста.

12.00. Первый двойной урок актерского мастерства с Ви­кингом, который, как всегда, безумен и свиреп. Он произ­нес страстную речь, сравнив театр с мафией. Говорит, что режиссер в театре — как наркобарон, а актеры — его мулы, перевозящие наркоту через границу. Гоблин развеселился и спросил Викинга, не употребляет ли тот. В ответ препод треснул его по башке папкой-скоросшивателем и на час за­пер в костюмерной.

От Русалки по-прежнему ни слуху ни духу. Так и не пе­резвонила и не написала. Надеюсь, она не разочаровалась из-за того, что мне почти пятнадцать, а я по-прежнему Малёк? Не считает ли она меня недоразвитым, трансвести­том или чего похуже?


Вторник, 22 января

Звонил Русалке, но она не взяла трубку.

Гоблин сказал, что Укушенный в бешенстве оттого, что Шорт в Законе уехал из школы. Якобы он считает, что Без­умная Восьмерка проклята, и срочно подыскивает нового кандидата нам в соседи.

14. 00. Второй раз в этом году нашу спальню посетила по­лиция. На этот раз — инспекторы, которые прочесывают вещи и одежду Шорта в Законе. Большинство его вещей так и остались лежать в чемодане. Никаких зацепок копы не нашли. (Жиртрест с Гоблином уже обыскали его шмотки вчера вечером, правда, их, скорее всего, интересовала пор­нуха и съестное.) Под взором дергающегося глаза Укушен­ного детективы взломали шкафчик Шорта.

Затем они забрали все его имущество. У меня такое впе­чатление, что Александр Шорт мне вообще приснился и на самом деле его никогда не было.

Окончилась неделя халявы для первогодок. Пора им стать рабами! К несчастью, Андерсон приказал Безумной Вось­мерке не трогать мелкоту еще неделю, не то быть нам заби­тыми до смерти.


Среда, 23 января

Скучаю по дому. Позвонил маме, но та сказала, что ей пора бежать. В отчаянии позвонил Вомбату, но та поду­мала, что я свидетель Иеговы, назвалась еврейкой и заво­пила: «Иом-кипур! Иом-кипур!» — а потом повесила трубку.

Сегодня было первое занятие клуба приключений с тренером команды регбистов мистером Холлом. Он по­ведал о том, что ждет нас в следующих двух семестрах. Это спуск со скалы на веревке, скалолазание, уроки вы­живания, приготовления пищи в условиях дикой природы и курс первой медицинской помощи. А во втором семе­стре мы отправимся в трехдневный приключенческий по­ход без присмотра учителей! Бешеный Пес счастлив, что в кои-то веки сможет получить высший балл хотя бы по одному предмету.

14.30. Прослушивание в хор. Меня выбрали главой сек­ции мальков (сопрано). Плохо то, что мне не нужно ничего делать, только сидеть в конце ряда. А самое унизительное, что я теперь единственный второкурсник среди мальков и единственный член Безумной Восьмерки, поющий в хоре. (Жиртрест тоже пришел на прослушивание, но его снова не взяли. Он так расстроился, что Джулиан пообещал поста­вить его в резерв на случай, если кто-нибудь из теноров от­кинет копыта.)

21.45. Рэмбо держал Верна, а Бешеный Пес тем временем отрезал Картошке второе ухо. Бедняга Верн обезумел от го­ря, разрыдался и полночи пытался примотать ухо на место рыболовной леской. Мне было его не жалко, потому что я слишком скучал по дому.

Снилось, что прощаюсь с Русалкой на вокзале. (Наде­юсь, это не означает, что она меня бросит.)


Четверг, 24 января

06.30. РУСАЛКА ПОЗВОНИЛА!!! Только я начал ду­мать, что между нами все кончено, как она позвонила и ска­зала, что любит меня и просто была занята. Оказывается, друзья записали ее на конкурс «Юная Мисс Дурбан», но она еще не решила, будет ли участвовать. Ей понравилось мое письмо про злоключения Шорта в Законе, и она по­обещала ответить мне на днях.

Поговорив с моей Русалкой, я почувствовал себя намно­го счастливее и перестал скучать. Рэмбо говорит, что нельзя так зависеть от бабы. Я кивнул, хотя не совсем понял, что он имеет в виду.

14.30. Плохая новость: моя подача из плохой преврати­лась в просто кошмарную. Я умудрился бросить мяч, кото­рый отскочил от земли трижды, прежде чем попасть к отби­вающему. (Саймон выбил его аж за железнодорожные пу­ти.) Видимо, моя уверенность в себе куда-то делась, потому что каждый раз, когда я бегу подавать, мне почему-то ста­новится стыдно за себя. (Не помогает и то, что после каж­дой моей подачи Бешеный Пес выкрикивает: «Ослиная ка­кашка!») После десятого позорного мяча за тренировку Папаша отвел меня в сторонку на пару слов. Я попытался пробить его на жалость и сказал, что в последнее время сам не свой. Папаша пристально поглядел на меня поверх очков и ответил: «А чей же ты тогда?» Расхохотавшись, он сказал, что я превращаюсь в размазню. Я в ярости помчался на свое место, чтобы доказать, что он неправ, но следующий же мой мяч опять выбили за линию поля.