Маленькая победоносная война - страница 32

Конечно, Паркс всегда был педантом во всем, что касалось военного этикета. Никто не мог отрицать его компетентность, но он был таким невыносимо чопорным и правильным — настоящая замороженная рыба! А до Capнова доходили разные слухи относительно Харрингтон. Он знал, что пересуды неизбежны, особенно об офицерах, сделавших такую карьеру, как она. Проблема заключалась в том, чтобы разобраться, какие из этих историй основываются на фактах, а какие — на вымысле. Его особенно беспокоило, что многие считали ее вспыльчивой — даже высокомерной и самонадеянной, — и он подозревал, что как раз это и беспокоило Паркса.

Конечно, большинство слухов распространяют завистники, да и Адмиралтейство вряд ли доверило бы командование «Никой» офицеру сомнительных достоинств. Но ясно прозвучал намек на постороннее участие, и, судя по всему, адмирал Александер, граф Белой Гавани, имел личную заинтересованность в карьере Харрингтон. Сарнов знал Александера, пусть не очень хорошо, но его открытая поддержка, вероятно, отражала уверенность в том, что Харрингтон достойно заслужила каждую запись в личном деле. В конце концов, в том и заключается адмиральская работа — воспитывать молодых выдающихся офицеров. Но в определенной степени сама репутация графа Белой Гавани, в прошлом всегда отказывавшегося злоупотреблять личным влиянием, делала его нынешние усилия по продвижению Харрингтон по меньшей мере подозрительными.

И кто бы что о ней ни думал, она была теперь капитаном флагманского корабля Сарнова. Он должен знать женщину, окутанную всеми этими историями, не только по документам. Вот почему он нуждался в информации от кого-то, кто знал ее лично. Да и Вебстера трудновато назвать простым младшим офицером. Несмотря на молодость, Сэмюэль Вебстер, вероятно, перевидал старших офицеров — и по возрасту, и по рангу — больше, чем сам Сарнов. Кроме того, служа у Харрингтон, он был серьезно ранен, что наверняка избавило его от юношеской склонности идеализировать своего командира. А еще он был умен и наблюдателен, и Сарнов доверял его мнению.

Вебстер глубже уселся в кресло, не подозревая о мыслях Сарнова, но страстно желая, чтобы адмирал отказался от расспросов. Он понимал, что обсуждать капитана Харрингтон с ее командиром не этично. Но он служил офицером связи уже не у нее, а у адмирала Сарнова.

— Я не знаю точно, что вас интересует, сэр, — наконец вымолвил он.

— Я понимаю, что ставлю вас в неловкое положение, Сэмюэль, но вы единственный человек в моем штабе, кто действительно знает ее, и…

Адмирал неопределенно махнул рукой, не желая объяснять причину своего беспокойства, а Вебстер вздохнул.

— В таком случае, адмирал, я могу сказать одно: она лучше всех, — сказал он. — У нас были серьезные проблемы, когда нас сослали на «Василиск», а капитан — она справилась с ними, сэр, и я никогда не слышал, чтобы она при этом повысила голос. Вы знаете, какой была тогда станция «Василиск», и мы точно не были лучшей командой, когда прибыли на место. Но, клянусь Богом, адмирал, мы были лучшими, когда улетали оттуда.

Сарнов откинулся на спинку кресла, удивленный страстностью Вебстера, а офицер связи отвел глаза в сторону и продолжал:

— Капитан вытаскивает из своих людей все, на что они способны, иногда даже больше, у нее люди справляются с таким, о чем даже и не мечтали, и я думаю, что это только часть того, что она делает. Вот какая она, сэр. Вы можете ей доверять. Знайте, она никогда вас не подведет, даже в самой дрянной ситуации. Она вытащит вас оттуда, откуда никто не сможет. Я — офицер-связист, а не тактик, но я достаточно повидал на «Василиске», чтобы понять, какой она хороший командир. Я не знаю, сообщили вам или нет о том, как обкорнала адмирал Хэмпхилл наше вооружение и мы оказались в такой чертовой дали от дома, от помощи… это было ужасно. Мы все знали это с самого начала, но капитан нас объединила. Хевы чуть не разбили нас вдребезги, сэр, две трети наших людей были убиты или ранены, но она продолжала сражаться. И победила их. Я не знаю, кто еще, кроме нее, смог бы совершить такое.

Голос лейтенант-коммандера звучал негромко, почти неслышно в тишине кабинета, а сам он внимательно разглядывал свои руки.