Маленькая повесть о двоих - страница 48

Она (перебила поспешно). Не надо. Не хочу. Ну, пожалуйста,◦— не хочу. Как это сказать — была минута и ушла… Не увидимся.

Он (растерянно). Не понимаю. Почему?

Она (уходит и делает известный жест рукой). Бай-бай, мальчики.

Он (с надеждой). До завтра.

Она (напоследок с большей уверенностью, чем раньше). Нет. До — навсегда… Бай-бай!

Он (кричит на лестнице вдогонку). Завтра обязательно! Я позвоню утром, хорошо?.. А с ним сейчас поговорю как мужчина с мужчиной, чтобы не лез со своими неприличными двойками!..

Ответа ему не было.

А у Изгарева — конца, сколько ни бился. Написать пьесу, пожалуй, не слишком трудно. А закончить ее совершенно, как надо,◦— могут единицы. Наверное, эти и становятся хорошими драматургами. Первый конец заставил Изгарева переделать весь последний акт. Следующий — половину пьесы. Третий — всю. Только тогда он прозрел и бросился бы работать дальше, но очаровательная актриса Изгарева, хоть не гляди на нее, еще больше приоткрывала рот, а ямочки проступали заметнее. Она бы его обсмеяла. Гомерически.

Каждый второй из наезжавших храпел. Из храпящих половина — виртуозно. Виртуозы через одного — бесподобно. Наконец появился такой, которого Изгарев терпел лишь по приверженности к гостеприимству. И Витька, к счастью, спал крепко, а засыпал легко.

Этот заводился не сразу, спустя час-другой, и начинал стойко тянуть одну ноту до самого утра, как бы ни поворачивался. Странный храп — лезет сквозь плотно закрытые двери, забирается запросто под подушку, если накрыться, и пробирается даже в сон, делая его непременно кошмаром. Въедливо-занудный храп.

Выглядел этот человек вполне приличным — современно одет, не попросил ни разу штопор, не пытался привести подруг и их друзей. Не стар при этом. Рост умеренный, цвет волос смутный, глаза и выражение лица непонятно вежливые, как у сотрудников Министерства иностранных дел.

Изгарев познакомился с ним на второй день его пребывания, столкнувшись в ванной. Мужчина в подтяжках, чувствует себя свободно, как дома. С минуту Изгарев прикидывал — кто бы это мог быть, пока гость в свою очередь не поинтересовался — не хозяин ли он дома. И представился Буниным Анатолием Тимофеевичем, сославшись тут же на несколько более знакомых имен и представив мандат — записку одного из совсем стершихся знакомых.

—◦Если вы не против, я поживу у вас.

—◦Да-да, пожалуйста.

—◦В гостиницах нетерпимая обстановка — истеричная возня, знакомиться лезут не спрашивая, мужчины ищут женщин, женщины мужчин. За дверью вечно шаги, разговаривают громко. Перед сном не отдохнешь. Дежурные грубы, оскорбительны.

—◦Хотите чаю?◦— тактично остановил его Изгарев, поняв, что гость, без сомнения, умеет говорить длинно, а дело было после работы.

—◦Спасибо, только что попил. Спать лягу. У вас замечательный сын — заботливый и общительный. Принял, можно сказать, на лучшем мировом уровне, показал где что.

—◦Кроме денег, конечно?

Бучин чуть оторопел и, догадавшись, что имеет дело всего лишь с усталой шуткой, деликатно засмеялся.

—◦Да, знаете, в этом гостиницам тоже не доверяю, абсолютно. В любом городе там объявления, что за ценные вещи, не сданные в камеру хранения, администрация ответственности не несет. Очень радует. Думаешь, вот приду вечером, а тебя уже обчистили. Кто, как — неизвестно. Пеняй на себя.

Бучин представлял одно союзное ведомство, здесь инспектировал его филиал. О себе ничего не рассказывал. Но и виделся с ним Изгарев едва-едва. Вставал Бучин весьма поздно, а укладывался рано и быстро, будто нырял в постель. А при нужде разобраться в домашнем хозяйстве у него постоянно под рукой был Витька; в садике тянулся очередной карантин.

В выходной этот нормальный человек поднялся около полудня.

А шла уже святая чистоснежная зима. Снег падал каждую неделю. Город растворился в тихой торжественности и в покое, который в субботнее утро ощущался в полной мере.

Витька стоял на подоконнике, высунулся в форточку и пел, что, к сожаленью, день рожденья только раз в году. До дня рожденья ему было еще полгода. А Изгарев чистил картошку и прикидывал, как лучше расставить персонажи, в последнем акте, чтобы получился в конце концов нужный ему и понятный зрителю невероятно скверный трагизм: герои так и расстаются впустую — ни друзьями, ни врагами, ничего не дав друг другу и не взяв.