Маленькие безумства любви - страница 2
Зачем мы спешим?
Над белым взрыхленным полем висит самолет и, кажется, совсем не движется. Он врезан в пространство, а мы врезаны в кресла. И покачиваемся на упругих волнах ровного и мощного гула. Нетерпение достичь стегает нас своим туго сплетенным кнутом. Душа не всякого человека обладает крыльями для полета, потому мы довольствуемся крыльями самолета. Мы спешим. Уже объявлено было Домодедово, и все вспомнилось вдруг — стыло позванивающие слова, неудавшееся свидание, письмо, оставшееся без ответа. А самолет все устремлялся к ярко-голубому зареву, которое возникало там, где встречался темно-синий свод с белым, клочковатым полем. Мы пролетели полстраны, а зарево было все так же далеко. С этой мыслью я и сошел с трапа самолета. И, не раздумывая, взял билет и в тот же день улетел во Владивосток. С тем, чтобы там сесть на поезд и долго-долго ехать в Москву, к тебе.
Перейти Рубикон
Любовь била меня о свои берега. Но ее бурное течение не пугало меня. Чем стремительнее несся поток, тем более умелым пловцом чувствовал я себя. За это и любишь любовь — она пробуждает силы неведомые. Перестаешь замечать жизнь. Она прыгает рядом на одной ножке и поет какую-то песенку. А ты изредка взглядываешь на нее с самой дальней горы. Сердце совершает стремительный вылет в космос души. И ты жаждешь касания, ласку которого огромная нежность любви хранит как редкий цветок. Но увядают цветы. И лишь вспышка взаимного обладания дает иллюзию полного счастья. Твое тело насыщается. Но все цветы рано или поздно увядают. Любовь насыщает твое тело упоением утомленности. Счастье путника, наконец-то пришедшего. Познавшего дар обережения — ты пришел, нашел — теперь сохрани. Но не станешь ли скрягой, сторожем, привычно зевающим у клетки, где сидит твоя птица? Утомление счастьем рождает размышление отдохновения. И ты снова ищешь в любви нежности касания. Отводишь со лба любимой ее шелковые волосы и взглядом касаешься ее профиля. Тебя радует прячущаяся в твоей ладони грудь и нежный изгиб тела. Ты видишь великую грацию ее освобожденного от одежды и страсти тела. И, если нежность охватывает тебя, ты покорен. И, возможно, навсегда. Рубикон перейден. Влюбленность торопится, любовь идет не спеша. Пьешь мед и яд каждой секунды. Уходящее пусть уходит, но остающаяся радость превышает все. Я встретил девушку — у нее были черные как смоль волосы, румяные щеки, добрая улыбка и совершенно зеленые глаза. Рождались стихи, била лихорадка, и неодолимое желание, как у Онегина, «видеть вас» заставляло совершать немыслимые поступки. Невнятное объяснение на сумеречной улице и невнятный ответ. Удар сокрушительный, отчаянье бесконечно. Выросла горка пепла. Спешка влюбленности сожгла все — и самую влюбленность, и отчаяние, и тревогу. Феникс возник из пепла — бодр и весел. Добрым солнцем снова начинался день. А встречи продолжались, и девушка думала, что я все еще люблю ее. И раздался однажды телефонный звонок: «Я много передумала. Ты мне очень нужен». Она наконец-то услышала те давние мои слова, стук моего сердца; та моя прежняя лихорадка охватила ее. Но Рубикон был перейден. Все осталось далеко-далеко на том берегу. А за воспоминаниями не возвращаются.
«Все сгорело, — сказал я ей, — прости». И сердце мое билось, как у тренированного спортсмена.
Письмо от тебя
Я подхожу к калитке и вынимаю из ящика твое письмо. Нет, не разучился еще я делать бумажных голубей. Не читая, делаю из письма голубя и резко швыряю вверх. Пока голубь набирает высоту, а затем плавно летит через дорогу, я думаю...
И кому нужна такая мука? Сам добровольно во всем сознался, расписался в своем бессилии. И судью избрал сам. И вот — жди приговора. Ты сказала: не будем говорить об этом. Я все напишу.
Двор мой обнесен ярко-голубым забором. Мой маленький мир тих и уютен. В нем нежно расцветает сирень и выстреливают тюльпаны — красные, желтые, иссиня-черные. Вишневый цвет осыпается, а яблоневый входит в силу... А сам я разве не обнесен таким же заборчиком, мой внутренний мир разве не сад, который я сам насадил? Зачем же я рушу его? И жду с тревогой листик бумаги, где будут написаны твои слова? Почему именно они должны вознести меня к счастью или низвергнуть в отчаянье? Разве ты единственная красивая женщина на свете? А если я и вовсе не буду читать твоего письма? Что произойдет?