Маленькие испанцы - страница 9
— Рафаэль, — сказал отец, — ты самый старший мужчина в нашей семье. Береги маму и детей.
И он пожал мальчику руку, как большому.
Страшные дни и ночи пришлось пережить матери и детям. От гула стрельбы в их квартире дрожали стёкла и раскрывались окна.
Всё меньше и меньше в доме оставалось муки и картофеля. У мамы от волнений и голода пропало молоко. Маленькая Люли стала худеть и бледнеть, — казалось на её личике остались только одни большие чёрные глаза.
В доме было очень холодно. Рафаэль вместе с другими мальчиками бегал искать топливо. Он собирал на бульварах хворост, щепки.
Мама всякий раз тревожилась, когда Рафаэль уходил за топливом или за продуктами.
Мальчик успокаивал мать:
— Не беспокойся, мама, со мной ничего не будет. Я ловкий, как кошка. Ты же слыхала, что сказал отец: я самый старший мужчина в семье и должен вам помогать!
Каждый раз Рафаэль приносил с улицы новости. Эти новости были печальны. Бомба упала в дом, где живут инвалиды. Рафаэль видел убитых стариков. Они лежали в лужах крови, рядом со своими костылями.
— Кровь текла прямо по асфальту… — задыхающимся от волнения голосом рассказывал Рафаэль.
Однажды мальчик пришёл позже обычного. Мать бросилась навстречу, без конца целовала его голову, глаза.
— Ах, сынок, — укоризненно говорила она, — я так боялась, что с тобой что-нибудь случится.
— Мама! Я носил рабочим на баррикады воду… Нас там было несколько ребят. И потом мы помогали вырывать камни из мостовой.
У Рафаэля гордо сверкали глаза. Потное лицо было покрыто сажей и пылью.
— Не видел ли ты… отца? — тихо спросила мать.
— Нет, — вздохнул мальчик.
— Мама, — умоляюще глядя на мать, попросил Антонио, — можно мне в следующий раз пойти вместе с Рафаэлем?
Но мать не позволила.
— Нет, нет, сынок, — испуганно сказала она. — У меня и так сердце разрывается на части, когда долго нет Рафаэля.
Но Рафаэль приносил и радостные вести. Фашисты десять часов подряд вели атаку на Университетский городок, но республиканцы отбили атаку. В воздухе появились три неприятельских аэроплана. Вдруг, откуда ни возьмись, прилетели истребители республиканцев. Один из фашистских самолётов сгорел, а другие улетели.
Несколько ночей шёл в воздухе бой между республиканцами и фашистами. Все эти ночи мать с детьми провела в подвале дома, прислушиваясь к грохоту стрельбы.
Потом наступило затишье, и мать отпустила Рафаэля на улицу, — может быть, он найдёт немного молока для Люли, которая уже два дня была больна от истощения. Мама сама еле ходила.
Рафаэль в этот день не принёс молока. Вести его были опять недобрые: много прекрасных улиц города разрушено, изуродована площадь Пуэрта дель Соль, самая красивая из мадридских площадей.
— Там всюду развалины… А домa, как скелеты, — рассказывал Рафаэль.
Мать не выдержала и заплакала. Ей было жалко, что разрушается чудесный родной Мадрид.
— Ну, мама, это ещё не так страшно, — утешал мать Рафаэль, — лишь бы только нам победить. А тогда мы построим опять красивые дома. Даже ещё лучше!
Рафаэль словно вырос за эти недели. Он выглядел, как настоящий юноша. Его глаза под смуглым выпуклым лбом постоянно сверкали, и он, совсем как отец, рукой отбрасывал назад упрямую прядь волос.
Мама теперь стала меньше волноваться, когда он уходил на улицу. Мальчик был ловок и осторожен. Как-то он пошёл за молоком для Люли, попал под дождь пуль, но на четвереньках вполз под ворота дома…
Постепенно и мама, и Антонио, и даже Люли стали привыкать к гулу стрельбы. Люли теперь даже засыпала, когда стреляли. Мама тихо-тихо пела колыбельную песню, склонившись над самым ушком девочки, и девочка слушала только нежную мамину песенку, не обращая внимания на грохот снарядов.
пела мама, согревая своим дыханием измученную крошку.
Как-то вечером, когда мать убаюкивала Люли, а Рафаэль и Антонио сидели рядом молча, в комнату вошёл товарищ отца по заводу. У него было тревожное, невеселое лицо. Он подошёл к матери и тихо положил её руку на плечо.
тихо пела мать — и вдруг замолчала, заметалась по комнате с Люли на руках, закричала голосом, полным тоски и отчаяния: