Маленькие радости Элоизы ; Маленький трактат о дурном поведении - страница 53

Элоизе на это наплевать. Вот только она не хочет, заходя к Ритону, обнаруживать там что-то, чего больше не желает видеть у Дедули. Логично?

То же самое с сундуками. Два больших она заперла, даже не заглянув в них. Самый маленький, где лежали фотографии Полины и молодого Дедули, никак не закрывался. Элоиза приоткрыла его… нет, не стоит, слишком рано, даже если руки чешутся.

Но в самой глубине она заметила альбом — новенький, в кожаном переплете, обернутый в цветной войлок. Это что еще такое? Наклейка с надписью: пером, китайской тушью, Дедулиной рукой старательно, со всеми положенными утолщениями и тонкими линиями, выведено «Элоиза». Первая буква выполнена в виде старинной виньетки — гуашью, в красках…

Ритон, весь в пыли с головы до ног, даже брови стали серыми от пыли, вопит из-под лестницы, ведущей на чердак:

— Эй, ну где ты там с пакетами? Мне что, делать больше нечего?

Мама, которая готовит тесто для вафель, вмешивается:

— Не ори и иди отряхнись где-нибудь в другом месте. Твоя сестра в большой комнате — не на краю света!

— Мама, послушай! Если я таскаю эти чертовы пакеты на чердак, она запросто могла бы принести мне их хотя бы сюда, к лестнице!

— Ритон, говорю тебе, не маши руками над моим тестом! Если в вафлях запечется паук, папа устроит нам веселенькую жизнь!

Подходит Элоиза с альбомом:

— Ритон, прекрати надоедать маме!

Элоиза бледна как смерть, она прижимает альбом к груди, а в глазах такая боль, что эти двое хором восклицают:

— Да что случилось?

Через пять минут мама, причитая, хлопочет вокруг Элоизы. Ее усаживают, суют в рот кусочек сахара с мятной настойкой, потом уводят в столовую. Там опять заставляют сесть на стул, и мама снова причитает:

— Да что с тобой такое, детка, что такое, что такое, малышка моя?

Элоиза, которая давно переросла ее на полголовы, позволяет себя баюкать. Ритон вьется вокруг волчком:

— Лоиз, Лоиз, не дури!

В альбоме, открытом на столе, куча фотографий, которых Элоиза никогда не видела. Черно-белое детство, которое не будит в ней никаких особенных воспоминаний. Тут целые годы ее жизни — с платьицами, пальтишками, беретками; тут дома, пейзажи, какие-то другие дети… А вот мама в кокетливой шляпке, из-под которой выбиваются завитки волос, в безрукавке, которая ее полнит… Рядом папа — тощий, прямо драный кот, вылитый сегодняшний Ритон… И — посмотрите! — Камилла, вся в белом и с улыбкой на губах! Невероятно!!!

Растроганная мама объясняет:

— Мы снимались в Сен-Жан-де-Люс, я была на четвертом месяце, но ты уже выпирала отовсюду! Наверное, потому он и поместил этот снимок в твой альбом. А здесь — вот, вот! — тебе три с половиной года. Ты тогда пошла в школу. Ой, а эту я и сама не помнила! Сенбернар тети Альбертины скинул тебя в канаву — только для того, чтобы потом вылизать всю, а ты этого терпеть не могла!

Элоиза качала головой — ничего, ничего не приходило к ней из той, другой вселенной. На одном снимке она с волосами, запрятанными под сетку, потому что ветер с моря, крушит замок из песка, на другом — в соломенной шляпе, украшенной бархатным бантом, — смотрит прямо в объектив без тени улыбки на лице, а пальцы запутались в шнурке, должно быть, играла в веревочку… А тут, на этой маленькой квадратной фотографии, она надулась, опустила голову, сердито глядит исподлобья на сидящую в кресле куклу, — надо сказать, физиономия у куклы и впрямь противная. Ага, вот эта же тряпичная «подруга детства» уткнулась носом в стену, а Элоиза жеманно склонилась над розой, отставив мизинчик… Она в белом платье с голубой вышивкой: «Я ведь долго не могла с ним расстаться, да? Бог знает сколько времени!» — Элоиза вдруг вспомнила, как ни за что не хотела снимать это платье, оно было самым ее любимым. А сколько в ее теперешней жизни есть таких белых платьев с голубой вышивкой? Кто сказал, что все уже свершается к четырем годам, а потом только учишься, как переделывать… Ах, почтовая открытка, подписанная!.. Форж-лез-О. Папа, мама и она на каменной лестнице, гуськом, друг за дружкой… Ритона тут нет, значит, ей еще не исполнилось пять. Папа смеется, мама моргает, у нее, как всегда, ресницы застряли в вуалетке, а Элоиза, выпятив животик, болтает руками и показывает все свои молочные зубы. Кудрявые волосы до того непослушны, что синяя шапочка торчит на макушке, непонятно как там удерживаясь. А поверх воротника пальто — две белые зверюшки нос к носу…