Маленький Бобеш - страница 83

Когда ветер подул на чердак, то сбил паучьи сети и унес клочок паутины на балку.

— Ах ты, горе-горькое! — плакался паук. — Целую жизнь я трудился над этой сетью, сколько сил на нее положил, и вот разбойник ветер разорил все, что я построил! И как же мне теперь быть, что же мне делать?

Собирает паук клочья паутины да упрашивает:

— Помогите мне, братцы, будьте добренькие!

А на балке сидела бабочка, спряталась она туда от грозы. Вот она и говорит пауку:

— Смотри, паучок, вон там твоя паутинка, да только она вся спуталась — уж и не знаю, расправишь ли ты ее.

Паутинка и вправду была так спутана, что паук, глядя на нее, совсем отчаялся и загоревал.

На той же балке, где сидела бабочка, жила старая муха с девятью детками, молодыми мушками. Заприметил их паук, сразу позабыл про свою паутину — так ему захотелось полакомиться маленькими мушками. Говорит он себе: „Мушки-то совсем молоденькие, а такие обычно глупы бывают“. Потому обратился он к ним с такими словами:

— Ах, как же мне, горемычному паучку, теперь быть? Сеть моя порвана, спутана… Помогите, мушки, убогому паучку, разорил меня злой ветер-разбойник!

А старая муха сказала своим детям:

— И не вздумайте помогать ему! Это старый паук-крестовик, я его давно знаю. Он заманит вас в свою сеть, опутает паутиной и выпьет из вас кровь.

Но паук упрашивал, слезы проливал. Балки и те бы не выдержали, сжалились. Потому и неудивительно, что нашлась одна маленькая мушка, пожалела паука; потихоньку от матери подлетела к нему и сказала:

— Послушай, паучок, давай я помогу, мне тебя жалко. А ты не обидишь меня? Мама тебя знает, говорит, что ты крестовик, а крестовики злые.

— Да разве я тебя обижу! Что ты, мушка, выдумала? Я вправду паук-крестовик, но такую маленькую хорошенькую мушку, как ты, и крестовик не тронет.

Как только паук назвал молоденькую, неопытную мушку хорошенькой, так сразу понравился ей. Маленькая мушка схватила волоконце паутины и принялась распутывать его. Паук пока не трогал мушку, а все только похваливал. Говорил, что на всем чердаке нашлась одна-единственная добрая мушка, а добрых мушек он не обижает. Зато всех злых мух он поест. Они ему житья не дают своим вечным жужжанием, спать мешают, потому, дескать, он и зол на мух. Но мушке, которая ему помогает, он ничего плохого не сделает.

Мушка радовалась, слыша такие речи, и все смелее забиралась в паутину, расправляла ниточки, заделывала дыры, думая про себя: „Все-таки мама неправа. На чердаке есть и хорошие пауки“.

Только она это подумала, как вдруг паук набросил ей на спину и на крылышки паутинку; мушка попробовала было взлететь — и не смогла.

— Что ты делаешь, паучок? — удивленно спросила мушка.

— Да это я так, в шутку.

— Тебе — шутки, а я вот не могу крылышками шевельнуть. Сними с меня паутину, паучок!

Но паук накинул на нее еще одну ниточку и опутал мушке голову.

— Зачем же ты так делаешь, паучок? — в страхе спросила мушка. Посмотрела на паука и еще больше испугалась. Злые паучьи глаза так и горели.

— А я с тобой, мушка, играю, — сказал паук. И тут же опутал маленькие мушиные ножки еще одной паутинкой. Потом подобрался к мушке и, смеясь, сказал: — Вот что, милая моя, я очень проголодался — придется мне тебя съесть. Иначе я умру с голоду, а это, милая моя, было бы большой потерей. Пауков мало, а вас, мушек, — много. Если одна мушка и погибнет, никто даже не заметит.

Стала тут мушка упрашивать паука. Плакала, звала мать, умоляла паука отпустить ее на волю, не убивать — ведь она еще такая молоденькая и жизни-то еще не видела. Ах, как горевала маленькая мушка!

Но паук и слышать ничего не хотел, только посмеялся над мушкой и сказал ей:

— Милая моя, мне приходится каждую мушку вот так заманивать, иначе я бы ни одной в свою сеть не залучил. А без мушек мне верная смерть.

— Слезно прошу тебя, паучок, позволь мне тогда перед смертью с маменькой и сестричками попрощаться, повидать их в последний раз.

— Так уж и быть, позволю, раз ты помогала мне чинить сеть. Зови сюда свою мать и сестер!

Прилетели мушкина мать и сестры — маленькие мушки; печально смотрели они на бедную мушку и жалели ее. Все мушкины сестрички горько плакали. А муха-мать говорила им: