Маленький Бобеш - страница 9
Почему все-таки, когда гири в самом низу, часы останавливаются? Бобеш задумался. Он знал, что внутри часов много всяких колесиков и эти колесики полегоньку вертятся. Это Бобешу было уже известно: ему дедушка как-то раз показывал, когда снимал часы и чистил их. «Но кто же эти колесики поворачивает?» Вдруг ему пришло в голову: «А что, если их черти крутят?»
Ведь бабушка однажды рассказывала ему сказку про то, как у одного кузнеца черт забрался в кузнечный мех. Бобеш тогда же спросил у нее, может ли черт залезть хотя бы в часы. Бабушка на это сказала, что черти — они куда угодно заберутся.
«И в человека тоже, бабушка?»
«Знамо дело, милый, и в человека могут влезть».
«И куда же они, бабушка, забираются — в рот?»
«Что ты, дурачок! В душу влезают».
«А что такое душа, бабушка?»
«Внутри она у тебя».
«Неужели? А где же?»
«Ее не увидишь».
«Как же они влезают, если ее не увидишь?»
«Не приставай больше, Бобеш, ты еще глупый».
«А что, если они, например, в меня влезут?»
«Пока не полезут к тебе, помолчи!»
«А к тебе, бабушка, черти уже влезли?»
«Замолчишь ты наконец, егоза!»
Так и пришлось Бобешу угомониться. Потом, вскоре после этого разговора с бабушкой, у Бобеша разболелся живот. Он принялся кричать:
«Ой-ой-ой, в животе кто-то кусается! Ой, у меня там черти!»
«Что с тобой такое?» — спросила мать.
«Меня, мама, черт в живот кусает».
«Боже мой! Наверное, мальчонка проглотил что-нибудь!» — воскликнула мать и бросилась к отцу.
Тот побледнел и стал расспрашивать Бобеша. А Бобеш кричал, что ничего он не глотал, а только бабушка ему говорила, будто у людей внутри душа и черти любят в душу лезть. Вот они уже, наверное, у него внутри, потому что в животе страшно колет…
Мать с отцом никак не понимали Бобеша. Когда бабушка объяснила им толком, как было дело, они успокоили Бобеша:
«Никакие это не черти, просто у тебя живот болит. Ничего, скоро пройдет…»
Случилось это давным-давно, Бобеш тогда был еще совсем маленьким, и теперь он вспомнил то происшествие, глядя на часы.
Под часами была невысокая посудная полка, на ней — и внизу и наверху — стояли горшки и еще плетенка с мукой. Бобеш рассудил, что если к полке приставить скамеечку и встать на нее, то можно будет достать и до гирь. Тогда он потянет за гири, как это делает отец, в часах заторкает, и они пойдут.
Бобеш подставил скамеечку, встал на нее, протянул руку, но достал до железных гирь только кончиками пальцев. Отодвинув в сторону плетенку с мукой, он оперся рукой о полку, и тут ему удалось поймать одну гирю.
«Надо посильнее дернуть, как папа», — подумал Бобеш. Потянул, но цепочка даже и не шевельнулась. Тогда он отнял другую руку от полки, ухватился за гирю обеими руками и дернул. Опять ни с места. Цепочка не двинулась, только в часах чуть щелкнуло.
«Это, видно, черти нарочно держат колесики. Ну, постойте, я вас перетяну!» Бобеш изо всех сил потянул за гири, упершись ногами в скамеечку. Но неизвестно каким образом скамеечка вдруг опрокинулась. Бобеш очень испугался; в этот миг он повис на гирях, а то, что случилось дальше, произвело большой переполох.
Часы упали на полку, Бобеш шлепнулся навзничь прямо на пол. Падая, часы задели за край плетенки, плетенку подбросило, и мука рассыпалась во все стороны — на часы, на полку, на горшки, на Бобеша и на пол.
Ох, и суматоха была! Мать вскочила, с отца сразу весь сон слетел, бабушка закричала. Отец бросился к полке, трубка выпала у него изо рта, он впопыхах не заметил и наступил на нее — трубка так и хрустнула.
— Ах ты, господи! — воскликнул отец.
— Батюшки-светы, что тут творится? — закричала бабушка, всплескивая руками.
— Отчаянный мальчишка! — вторила им мать.
Все в остолбенении смотрели на разгром, учиненный Бобешем. С ним самим ничего не сделалось, он только насмерть перепугался.
Первым опомнился отец и начал выговаривать матери, почему она не смотрит за Бобешем. Ведь его и убить могло, если бы часы упали ему на голову. Мать возразила, что он и сам мог бы присмотреть, он возле полки сидел. Бабушка все охала: она, мол, с перепугу дрожит, как осиновый лист. Помяните-де ее слово, Бобеш когда-нибудь непременно убьется, потому что никто не следит за ним.