Маленький чёрный поезд - страница 6

стр.

Народ потянулся прочь. Шли они заметно быстрее, чем недавно Джет, но я остался на месте. Гармонист вернул мне гитару, и я машинально взял какой-то аккорд. Донни Каравэн крутнулась волчком и пронзила меня своими голубыми глазами.

— Ты остался, — ее голос звучал так, словно в этом она находила что-то смешное.

— Еще не полночь, — ответил я.

— Но уже скоро, — встрял гармошечник. — Всего несколько минут осталось, а в полночь проходит маленький черный поезд.

Пожав пухлыми плечами, она опять попыталась хохотнуть, но ничего не вышло.

— Все кончено. Даже если что-то было на самом деле, теперь это в прошлом. Рельсы разобрали…

— А вы гляньте через проем, — оборвал ее гармошечник. — Вишь, полоску из двух рельсов в долине?

Донни, повернувшись, глянула. В свете угасающих костров мне показалось, что она пошатнулась. Небось увидела эту полоску.

— И прислушайтесь, — продолжал он. — Неужто не слышите ничего?

Я услышал, и Донни Каравэн тоже, ее аж передернуло. С дальнего края долины донесся захлебывающийся одинокий гудок, тихий, но отчетливый.

— Твоя работа, Джон? — визгливо вскрикнула она неожиданно высоким, но вместе с тем слабым и каким-то старческим голосом. Затем побежала в дом и, встав в проходе посредине здания, уставилась вниз в долину на то, что очень напоминало железные рельсы.

Я последовал за мисс Каравэн, а гармошечник — за мной. Пол внутри прохода был земляной, утоптанный как кирпич. Донни повернулась к нам. В свете из окна ее лицо выглядело мертвенно-бледным, а накрашенные красным губы казались на его фоне почти черными.

— Джон, ты меня разыгрываешь, подражаешь…

— Нет, это не я, — уверил я ее.

Снова раздался свист: «Туууу-тууууу!» Я глянул на рельсы, огибающие долину. В темноте безлунной ночи они прямо светились. «Тадатада, тадатада, тадатада», — секундой позже загрохотали колеса, и мы услышали еще один протяжный гудок.

Мисс Донни, — позвал я, подойдя к ней сзади, — вам лучше уйти, — и попытался сдвинуть ее с места.

— Нет! — Она подняла кулаки, и я увидел крупные вены на тыльной стороне запястий — руки отнюдь не молодой женщины. — Нет! Это мой дом, моя земля и моя железная дорога!

— Но… — попытался возразить я.

— Если он проходит здесь, — перебила она, — куда мне от него бежать?

Гармошечник потянул меня за рукав:

— Ну, я пошел. Доигрались мы с тобой, накликали черный поезд. Думал, дождусь, погляжу, чтоб было чем похвастать, да кишка тонка.

Уходя, он извлек из своей гармошки полусвист-полустон и другой свист ответил ему, на этот раз громче и ближе.

А еще выше тоном.

— Настоящий поезд едет, — сказал я Донни, но та покачала своей золотистой головой.

— Нет, — каким-то безжизненным голосом сказала она. — Поезд прибывает, но это не настоящий поезд. Он идет прямо к нам. Посмотри, Джон. На пол.

И точно: рельсы пролегали прямо по нашему проходу, как в тоннеле.

Возможно, всему виной просто странное преломление света, но они шли близко друг к другу, будто это узкоколейка. Не хотелось проверять их реальность ногой, но я их отчетливо видел. Одной рукой, зажав гитару под мышкой, второй я взял Донни Каравэн за локоть.

— Нам лучше уйти, — повторил я.

— Я не могу! — ответила она громко, резко и явно испуганно.

Рука ее настолько задеревенела, что у меня создалось впечатление, будто я держусь за перила.

— Я хозяйка этой земли, — продолжала она. — Я не могу ее просто так бросить.

Я попытался взять ее на руки и не смог. Она словно вросла в земляной пол прохода, оцепенев между этими рельсами, как будто ее остроносые туфельки пустили корни. Оттуда, где дорога сворачивала, снова донеслось «тадатада, тадатада, тадатада — туууу-тууууу!», только на этот раз громче. А еще из-за поворота показался луч света, будто от прожектора, но он был скорее голубоватым, а не желтым.

При звуке локомотива в голове родились слова песни:


Все приведи в порядок — ведь ты умрешь сейчас…


Звук, по мере приближения поезда, становился все выше и выше…

Не знаю, когда я начал перебирать струны, но я стал наигрывать мелодию, а Донни Каравэн стояла рядом. У нее не было возможности сбежать. Она приросла к месту, а поезд должен был вот-вот нарисоваться.