Маленький, да удаленький - страница 10

Фомка, как настоящая собака, должен уметь себя вести, будь то среди животных или среди людей. О поведении детей Хенн читал в школьных учебниках и теперь требовал достойного поведения и от своего воспитанника. Пусть даже эти требования причиняют боль не только Фомке, но и ему самому. И он, всхлипывая, направился домой. Хенн был стойким по характеру и любил порядок. Дома он сказал:

— Больше я не возьму Фомку с собой на пастбище.

— Не получается из него пастух, что ли? — поинтересовался отец.

— Не получается… Ах, да что там говорить!

Родители подумали, что Хенн повздорил с Фомкой. Это было видно и по тому, как вел себя Фомка — он несколько дней даже не подходил к Хенну, не бросался с радостным лаем ему навстречу. Все выяснилось однажды в полдень. Держа в руках сплетенный своими руками кусок веревки, Хенн подошел к отцу и попросил у него обрывок ремешка, которым можно было бы обвязать Фомке шею.

— Зачем ему ремень? — удивился отец. — Ведь собака-то домашняя.

— Значит, пусть молодых птиц распугивает, пусть зайчат душит? — нахмурился Хенн в ответ.

— Так, хочешь сразу посадить его на привязь?

— На какое-то время — да, на привязь, — решительно сказал Хенн.

Так и появился у Фомки ошейник с длинной красивой веревкой впридачу. Фомке хотелось поиграть концом веревки, и он спокойно позволил завязать ремень вокруг шеи. А как только почуял, что веревка держит его и не отпускает, мешает ему прыгать и резвиться, начался скандал.

Фомка скулил и визжал, царапался и рвался, пытался стащить ошейник через голову. В отчаянии срывал лапами ремень с шеи. Но все понапрасну. И тогда он обиделся на людей Перестал брать еду. Не позволял себя гладить. Только рычал. Оставшись на привязи, он испытывал еще большее желание побывать в лесу, ощутить заманчивые запахи птиц и зверей. Он жаловался, громко скуля и повизгивая, порой принимаясь даже выть, Но Хенн взял себя в руки и только покрикивал на него. Конечно же, Фомка не понял ничего из этой «учебы», но что это было наказание — пес уразумел. Однако наказание, по его мнению, затягивалось. Однажды ночью он перегрыз веревку и сам освободил себя из плена. Когда все утром встали, он с громким лаем бросился им навстречу. С той же радостью, с какой прыгал до того, как был посажен на привязь.

Хенн собрался было снова водворить его на место, но отец посоветовал:

— Не стоит снова привязывать его веревкой. Он теперь свое дело знает. Нужно взять цепь… Пусть тогда попробует…

А цепи в тот момент ни у кого не нашлось. Фомка остался без привязи. Снова носился по двору, выбегал на дорогу, обнюхивал все подряд. Только в стадо больше не ходил. Но туда Хенн его бы и не взял…

Хенн выбрал совсем иной ход, для Фомка-Дружка совершенно неожиданный. Проводив стадо на выгон, Хенн на обратном пути завел Фомку на лужайку возле дома, усадил его, приподнял его за передние лапы и, легонько придерживая руками, приказал:

— Сидеть!

Фомка прекрасно умел сидеть, но совсем по-другому, по-собачьи — опираясь передними лапами о землю. Поэтому приказ Хенна он принял за игру — как баловство. Он выдернул лапы из рук Хенна и сел, поставив передние лапы на землю, показывая, как должна сидеть собака. Не так, как заставляет Хенн, по-человечьи, а вот так ловко, как умеют собаки. Но друг Хенн не желал этого понимать. Он снова схватил пса, усадил его, поднял передние лапы и повторил:

— Сидеть!

— Я же сижу, Хенн! — залился лаем Фомка, повалился на траву и стал баловаться.

Но Хенн не поддавался на озорство. Он легонько шлепнул его ладонью и стал распекать:

— Глупый, сиди как следует!

И снова повторил тот же прием.

Сколько раз, даже десятков раз, пришлось его повторить, прежде чем Фомка догадался, чего от него хотят, — никто из них потом не мог вспомнить, ни учитель, ни ученик. Только после длительных и постоянных тренировок случилось вдруг, что Фомка почувствовал в себе способность сидеть в нужной позе. И вправду, если он не сразу опускал лапы, то ему какое-то мгновение удавалось удержаться в таком положении, какое нравилось Хенну. Тогда Хенн бывал чрезвычайно добр. Гладил и ласкал его, расхваливал и даже принес из дому кусочек мяса!