Маленький Диккенс - страница 45

^{>Молодой Диккенс мчался в почтовой карете.}

Дороги в Англии были тогда не такие, как теперь. Лошади увязали в грязи, карета попадала в канаву, колеса наскакивали на камни. Зимой и осенью, в густом тумане часто ничего не разглядеть… А Чарльз торопился: в Лондоне ждут отчета, публике не нужны запоздалые новости.

— Спешите, спешите! — говорили ему в редакции большой газеты. — Главное, спешите, меняйте лошадей, не жалейте расходов. Мы за все заплатим.

И «Утренняя Хроника» щедро платила за все: Чарльз мчался, кучера загоняли лошадей, лошади опрокидывали карету, карета ломалась… Издатели платили за лошадей и сломанную карету. Чарльз писал в карете и ночью, при свете восковой свечи. Четыре ретивых коня мчали карету, воск капал на большой дорожный плащ… Издатели платили за погубленный плащ. Издатели платили за исковерканные шляпы, потерянные вещи, раздавленные чемоданы. Издатели готовы платить за все.

— Не сломайте только головы, берегите свою голову, молодой человек! Нам другой такой не достать.

Чарльз исследовал место в глухой деревне, где произошло необыкновенное преступление. Вокруг толпились, кричали, шумели оборванные бродяги. Проливной дождь хлестал как из ведра, и два товарища Диккенса держали над его записной книжкой носовой платок, точно балдахин в церковной процессии.

Не раз он проводил холодную зимнюю ночь в сломанной карете, в пустынном месте, на большой дороге. Пьяный кучер храпел, карету засыпало снегом.

Кутаясь в большой дорожный плащ. Чарльз напрасно старался заснуть. Вой вьюги наводил на него тоску. Он думал: «в моей жизни нет ни радости ни смысла. Ремесло репортера опротивело нестерпимо. Друзья говорят: — бросай газету, у тебя талант, из тебя выйдет писатель, репортерские отчеты не твое дело! — Но как избавиться от газетного ярма? Отцу вечно не хватает денег, мать плачет и жалуется, Фанни больна. Петь в опере она больше не может. А в газете хорошо платят. От газетной работы никуда не уйдешь…»

«Неужели же я всю жизнь так и буду репортером? — с отчаянием продолжал думать Чарльз. — Буду всю жизнь сломя голову скакать по глухим дорогам, бегать из суда в парламент, из парламента в суд! Спешить в редакцию, торопиться в типографию! Мне исполнилось двадцать три года, давно бы пора написать книгу! Прежде я хоть радовался, что зарабатываю деньги, прежде было совсем другое. Я ходил в театр, любил хорошо одеваться, покупал цветы, нанимал лошадей…»

Ему вспомнился маленький загородный дом, где зимой и летом жила его знакомая Мэри Бэднелл. Он часто ездил туда верхом. Вспомнились вечера, проведенные вместе в саду, встречи в городе, залитый ярким светом зал. Ложа в итальянской опере. Звуки музыки льются медленной, широкой волной. Чарльз стоит склонившись над креслом Мэри. Она повернулась, заговорила с ним — блеск ее глаз ослепляет его…

Чарльз снова пытался задремать, но не мог — прошлое вставало перед ним: она уехала, она его забыла, она вышла замуж за другого, за старого богатого купца!..

Невыносимо тяжело и больно! Долго ли еще дожидаться рассвета! Хоть бы скорее кончилась ночь! Место здесь глухое, до ближней деревни не доберешься. Лошади измучены, а кучер пьян. Удастся ли починить карету?

Он принялся будить кучера. — Как бы не опоздать в Лондон!

Но в Лондон он всегда поспевал вовремя. Радостными похвалами встречали его в редакции. Из редакции он спешил в типографию.

В холодный, ненастный вечер он поздно вернулся из типографии домой. На столе он нашел записку. Усталый и злой, он лениво распечатал ее. Записка была от Джорджа Гогарта, редактора «Вечернего Приложения к Утренней Хронике», где работал Чарльз.

«Приходите к нам завтра обедать, — писал ему Гогарт. — У меня будут издатели Чэпмэн и Голль. Я хочу вас с ними познакомить».

«Завтра важное заседание в парламенте, — подумал Чарльз. — Необходимо записать прения. Трудно будет успеть попасть к Гогарту. Но делать нечего — пойти к нему необходимо».