Маленький роман из жизни «психов» и другие невероятные истории - страница 17
Митрич каждую ночь осторожно пробирался в манипуляционный кабинет и съедал две-три таблетки (одна ночь – одна из пачек с иностранными, зачастую непонятными, буквами) – название не имело значение, иногда чудо может произойти и из-за обыкновенного аспирина – так он думал. Под утро он засыпал в надежде, что проснется в собачьей шкуре и, не смотря на неудачи, не терял присущего ему флегматичного оптимизма (или оптимистического флегматизма – это как Вам больше нравится!).
Саша еще несколько раз пытался пообщаться с Виллисой, но она отворачивалась, если замечала, что он наблюдает за ней. Лишь один раз она позволила заговорить с ней, но невовремя появившаяся Мирта, превратила милую спокойную девушку Иру в настоящую стерву с метающим молнии взглядом и Саня предпочел ретироваться «пока цел». А в последнюю неделю июня его умеренно безмятежное существование в стенах клиники подошло к концу.
Однажды под утро, Митрича разбудил ужасный шум. Первой его реакцией было удивление, но когда он открыл глаза, то, может быть впервые в жизни, по-настоящему испугался.
Саша рвал и метал: размахивал неизвестно откуда взявшейся бейсбольной битой и кричал не своим голосом:
– Прочь, твари! Вон из моего мира!
Лицо его в этот момент выражало бесконечный страх, отвращение и злость – абсолютную неконтролируемую агрессию: рот, перекосившийся от ярости, издавал какие-то нечленораздельные звуки, больше похожие на рычание разъяренного тигра. А глаза были пусты, словно он не человек, а чучело в палеонтологическом музее. Он крушил все, что можно было разрушить в палате – стол, стулья, лампы, оконное стекло. Тумба валялась на полу перевернутая, из нее высыпались книги и туалетные принадлежности обоих обитателей палаты. Стол был переломлен на две половины, а одна из его ножек была воткнута в матрас на Сашиной кровати.
Саня метался до тех пор, пока не споткнулся о кучу рассыпанных вещей, упал, ни на секунду не переставая рычать и размахивать битой. Когда он поднялся на ноги, в палату влетели санитары и попытались остановить его. Он вырывался и для того, чтобы одеть разбушевавшемуся пациенту смирительную рубашку, им пришлось звать подмогу – вдвоем они не справлялись.
Митрич забился в угол кровати и ошеломленно наблюдал за тем, как всегда спокойный и приветливый мальчик, с нечеловеческой злостью пытается вырваться из лап санитаров: кусает их, отбивается ногами и выкручивается дугой на деревянном полу.
Подоспевшая медсестра попыталась сделать ему укол, но пациент к тому времени почти освободился из железных объятий амбалов в белых халатах и в полу скрюченном состоянии кинулся к двери, наступив на шприц босой ногой. Дверь он открыть не смог (смирительная рубашка не позволяла подобные манипуляции), попытался вышибить ее головой и упал, скорчившись от боли. Тогда-то его и скрутили окончательно. Перепуганная медсестра всадила ему в ягодицу шприц по самое основание, Саня последний раз дернулся в руках санитаров и обмяк. Облегченно выругавшись, санитары отволокли его в изолятор и закрыли на ключ.
Ближе к обеду, едва Саня вернулся в «сознание», пришел психиатр – Владимир Анатольевич:
– Как мы себя чувствуем, больной? – притворно-благодушно, спросил он.
– Голова…пустая…болит…что…вы…мне…вкололи?.. – каждое слово давалось Саше с большим трудом – язык распух и не слушался.
Психиатр проигнорировал последний вопрос Сани и задал свой:
– Ты помнишь, почему здесь оказался?
– Сон…мне…снился…там…мир…прекрасный…радужный…во сне я…был птицей…или… ангелом…летел…солнце…море…горы…домик…маленький такой…а рядом…серое здание…окон нет…чернота…уродцы какие-то… страшно…противно…не помню…голова болит…
– Что-то еще болит, кроме головы? – усмехнулся доктор.
– Руки…ноги…все…глаза даже…
– Напугали вы нас, батенька, ох, напугали!
– Что…дальше…со мной…будет…помощь…нужна…
– Соберем консилиум сегодня, анализы сделаем. Если подтвердиться мой диагноз, лечить будем.
– Какой…ди…аг…ноз?..
– А вот об этом, миленький, тебе знать не нужно. Тебе отдохнуть необходимо, сил набраться. А как тебя вылечить мы разберемся.
Притворная забота доктора, его слащавый тон вызывали у Саши щекочущее раздражение, но сделать он ничего не мог – сил не было даже пошевелить пальцами на руке. Психиатр ушел и пациент провалился в какое-то глухое тревожное забытье, которое «сном» назвать язык не поворачивается. Время от времени Саня приходил в себя, обводил помутненным взглядом комнату и снова засыпал, смутно ощущая, чье-то присутствие и боль от укола, разливающуюся по всей руке от плеча до запястья.