Малькольм - страница 27
— Он должен быть внутри, я уверен!
— Он предпочел с нами не видеться, — ответила мадам Жерар с навязчивым страхом, что все, кого она действительно хотела бы знать, боятся ее и избегают.
— Может быть, с ним что-то случилось, — предположил Жерар Жерар, подошел к двери и громко постучал по старому ломкому стеклу.
Кермит быстро отпрянул. Звук, с такой силой извлекаемый из его двери одной из влиятельнейших особ, слишком расстроил его и без того истрепанные чувства, Карлик стал понемногу отступать назад, в комнату, оставленную котам.
Он знал теперь, что никогда не сможет поехать с ними. Он слишком привык к нищете, к рутине лишений, к маленькой пустой жизни из жалоб и раздражений, к последней бессмысленности дня, когда он сам себя укладывает в постель. Внезапно перенестись в автомобиль с монограммой, который смотрелся как транспортное средство иной цивилизации, оказаться окруженным теми, кто ровня королям, видеть, как Малькольма фаворитом возносят на престол: он не мог принять этого. Кермит отступил еще глубже и открыл спиной дверь. Все коты, увидев, что их темница открыта, ринулись с криками бешенства и облегчения в переднюю комнату, и начали скрести и мяукать в стеклянный проем высокой двери, где стояла мадам Жерар.
При виде котов мадам Жерар издала крик восторга.
Малькольм прижался лицом к стеклу и только успел приглядеться к темной передней, как входной замок пружинно открылся, и все они были впущены в мастерскую.
Кермит, неразличимый в темной задней части мастерской, ясно видел посетителей. Он видел, что Малькольм едва не плачет и кричит:
— Я не могу ехать один, Кермит, ты не знаешь, что со мной случится! Я не могу ехать один! Выходи, не будь трусом.
Мадам Жерар подняла голос:
— Выходите сию же минуту, Кермит. Я приказываю вам, слышите? Приказываю.
После властного повеления Кермит почувствовал, что не может больше терпеть неопределенность и напряжение, и выкрикнул:
— Уходите! Я не могу вынести вашего великолепия!
— Что вы не можете вынести? — воскликнула мадам Жерар, вглядываясь в чернильную мглу мастерской, чтобы хотя бы кратко увидеть лилипута.
— Я не могу вынести вашего великолепного присутствия! — повторил Кермит.
— Нашего великолепного присутствия! — промолвила мадам Жерар. Она с испугом решила, что слух изменил ей.
— Откройте дверь шкафа и выходите немедленно, я вам приказываю! — провозгласила она.
— Я не могу, не могу… — провыл Кермит. Он прижал голову к узкой двери задней комнаты.
— Малыш стонет, — прокомментировала мадам Жерар. После ее слов плач Кермита стал еще слышнее.
— Открой дверь и выходи, — крикнул Малькольм Кермиту.
Жерар Жерар добавил свой голос к другим, с таким самообладанием и достоинством, каких Кермит и ожидал от столь известного человека.
Измотанный смятением, Кермит медленно упал на колени, и стоял коленопреклоненный за тонкой деревянной дверью, отделявшей его от посетителей.
Мадам Жерар продолжала стучать руками в мягких перчатках по дверному стеклу, мистер Жерар предлагал свой совет, а Малькольм побуждал Кермита выйти хотя бы ради него, если уж не ради себя.
Кермит попытался несколько раз ответить на тот или другой велеречивый призыв, но его голос срывался, и слова не выходили.
После ожидания трое визитеров медленно вышли и сели в ролле, надеясь, вероятно, что лилипут переменит решение.
Троица оставалась ждать, как показалось Кермиту, несколько часов, он же не покидал своей позы на коленях. Наступили сумерки. Наконец, когда ночь показала себя в черной городской полноте, двигатель роллса завелся, и его великолепные визитеры укатили в пустоту.
— Кермит отверг меня, — сказала мадам Жерар, когда они отъехали.
— Боюсь, что он отверг меня, — ответил Малькольм. На заднем сидении роллс-ройса он казался почти таким же маленьким, как Кермит. Посреди тяжелой, густо пахнущей кожи и строгих линий автомобиля он чувствовал себя так, будто ехал на собственные похороны. Ему не терпелось выпрыгнуть и воссоединиться с Кермитом в мастерской. Он знал, что на место среди «коронованных особ» у него прав не больше, чем у Кермита.
Вскоре Малькольм начал всхлипывать по-настоящему.